— Да ты бы деньги представил, — ехидно вставил интендант. — Тогда и препятствий никаких…
Ротмистр выпучил сперва глаза, а потом захохотал:
— Это как же вернуть их?.. Из-за этих каких-нибудь восьмисот рублей и сиди тут сложа руки, когда внутри тебя огонь.
Он мрачно обвел глазами, снова выпил вина и заметил:
— Обидно! Если бы вы знали, как обидно!.. Но меня не остановишь, нет! Я к господину военному министру явлюсь и скажу, что теперь, когда предстоит святая борьба, когда каждый русский старается лечь костьми, я не могу из-за каких-то восьмисот рублей оставаться здесь. И ведь все из-за своего же благородства… Писарек в министерстве говорил мне: «Если бы вы, говорит, ваше благородие, тогда в Москве свидетельство о болезни выправили, так никаких бы затруднений не вышло…»
— Уж лучше бы тебе в Сербии оставаться… — заметил интендант.
— Конечно, лучше… Там меня все знают. И Милан знает, и министры все. Только, по правде вам сказать, господа, трусишки они все, ей-богу, трусишки… Помните вы, скупщина у них там бунтовалась одно время, и министры не знали, что делать. А я в ту пору в Белграде был. Я и прихожу к Ристичу и говорю ему: «Позвольте, говорю, господин министр, обладить это дело и вашу скупщину разогнать… Я с тридцатью казаками мигом ее… И без пролития крови, а с одними нагайками». — «Нельзя, говорит, — конституция», и сам смеется… «Очень, говорит, благодарен за ваши добрые намерения, но нельзя…» — «Да помилуйте, говорю, чего тут нельзя? Я живо разгоню, а потом вы опять вашу конституцию объявите…» Однако не дали, а я бы, ей-богу, с тридцатью казаками всю их скупщину кверху тормашками поставил!..
Он говорил об этом простодушно, словно бы изумляясь глупости министра, не позволившего ему разогнать скупщину.
— Так скупщину и не разогнали? — заметил доктор.
— Так и не разогнали. А вы, господа, что же не пьете?.. Это не по-товарищески… Мы вот с этою свиньей уже пьяны, а вы только поглядываете. Это как же…
Он вдруг как-то подозрительно взглянул пьяными глазами на доктора, налил дрожащею рукой вино в стаканы и, поднимая свой стакан, запел пьяным голосом. Интендант стал подтягивать и умиленно поднял кверху свои масляные глаза. Публика с недоумением обернулась в их сторону.
— А вы что же, господа?..
Начинался скандал. Ротмистр стал было приставать к доктору, но, по счастью, к ротмистру в это время подошел какой-то господин и стал целоваться с ним.
— Молодец… Ура!.. Ур-ра!.. — закричал господин, тоже совсем пьяный.
