— Венецкий… здорово! — произнес, поднимая голову, Неручный. — Видите, у нас какие дела. На войну еду, приказывают как можно скорей.
— И я тоже еду… сейчас от начальства.
— Так и вы не ушли от войны?..
— Что делать!.. — промолвил Венецкий.
Приятели сговорились ехать вместе.
— И отлично… Вот, Матренушка, и попутчик есть, а вы сокрушаетесь все. Знаете ли, Венецкий, Матрена пресерьезно просилась ехать со мной… Говорит, что за бельем некому будет присматривать.
— Вы все смеетесь. Конечно, поехала бы. Что мне здесь-то делать? Еще вас, пожалуй, убьют!.. — проговорила старуха, упирая передником слезы.
— Нашего брата не убивают, Матрена. Полно выть. Мы более от тифа сокращаемся. Да не войте, Матрена! Рано. За квартирой посмотрите! Привык к ней! — усмехнулся Неручный, обращаясь к Венецкому.
В это время соседняя кухарка прибежала в квартиру доктора и объявила, что манифест вышел насчет войны.
— Ну, вот и началась, значит, нашему брату работа! — как-то грустно заметил Неручный. — Знаете ли что, Венецкий! — проговорил доктор, наклоняясь к приятелю. — Сдается мне, что не вернуться мне оттуда… Бывают такие предчувствия!
Венецкий взглянул на доктора.
Лицо его было печально, и какая-то грустная улыбка играла на губах.
— Полноте, Неручный, что за вздор!..
— И сам знаю, что вздор, а подите ж! Вот и Матрена все воет, словно пугач над домом… Вы знаете ведь поверье у нас в Малороссии?
— Мало ли поверий!
— Славная старуха эта! — проговорил с чувством Неручный, мотнув головой на Матрену, усердно укладывавшую белье. — За мною как за родным сыном смотрит… Пять лет вот не расставались, а теперь придется… И она одинока, и я одинок. Вот и сошлись! — печально усмехнулся Неручный. — Она еще призревала, когда я студентом был и нанимал у нее комнату в Дункином переулке… Бывало, ни денег, ни чаю, ни сахару, а она как будто не знает ничего этого и предложит чайку да пообедать вместе с ней… И так это деликатно, так просто… Откуда она только этой тонины набралась?.. Тоже, видно, от сиротства… Эк, опять завыла!.. Нервы только расстраивает… Лучше стану укладываться! — проговорил доктор, как-то нервно принимаясь за прерванную работу.
Венецкий стал прощаться.
— Вечер сегодня свободны? — спрашивал доктор.
— Нет, обещал одной старой знакомой Распольевой. На днях встретила барыня и пристала, чтобы сегодня непременно к ним. У них журфикс[11]. Слово взяла. Должно быть, сегодня соберется много народу… Муж — важный чиновник. Вагоны устраивает для раненых теперь…
