Оправившись от первого удара, семейство поспешило замять скандал. Видимость единства индуистской семьи следовало сохранить во что бы то ни стало. Заблудший отпрыск был прощен и снова водворен в Большой дом. Выждав некоторое время, чтобы соблюсти приличия, назначили скромную свадебную церемонию, и Аджи тоже перебралась в Большой дом. Ей даже вручили традиционные свадебные подарки. Два золотых браслета, которые она носит по сей день, — остатки тех самых украшений.
Но благополучие было только показное. В глубине дома, там, где кончается мужская половина, разлад все углублялся. У женщин есть свои хитрые способы подвергать неугодных остракизму. Однажды Дада обнаружил, что его жене не разрешают заходить в молельню.
Чуть ли не целый год терпели они унижения. Аджи слышала насмешки и злой шепоток всех женщин дома, которые кичились своим правом припадать к стопам бога. Как-то раз Аджи приготовила матерчатые фитили для масляной лампы в молельне, но и этот дар был отвергнут женой старшего сына. И тут в темном, скрытом за главной комнатой мире, принадлежавшем одним женщинам, произошел взрыв. Аджи восстала.
Рассерженный Дада отправился к отцу. Если его жену не пустят в молельню, заявил он, им придется покинуть родительский дом.
— Когда семья распадается, она гибнет, — горестно сказал Тулсидас. Однако воздействовать на женщин отказался — к семейной святыне не может быть допущена девушка из касты кошти, вдобавок такая, которая удрала из дома и жила с его сыном в грехе. Твердые брахманские каноны пришли в столкновение с представлениями Аджи о женской чести. Коса на камень. Тут о компромиссе не могло быть и речи. Отец отпустил сына.
Дада рассчитывал по меньшей мере на триста акров земли из семейных владений, но ему выделили всего сто пятьдесят и двадцать тысяч рупий наличными.
В Большом доме полно нахлебников, заявил старший брат Дамодар, а ему, Дада, предстоит заботиться только о себе.
Только о себе — жену его они в семью не включали.
Дада был поражен такой низостью.
— Это несправедливо, — возразил он, — еще хоть сотня акров мне причитается. Вы хотите, чтобы я жил как нищий?
— Пусть берет себе Пиплоду, — засмеялся Дамодар, — отдай ему Пиплоду, отец, вот и будет еще сто акров.
Глаза Дада сверкнули. Это была насмешка. Пиплода — это голая земля, обуза: отец подумывал, не сдать ли ее правительству, чтобы не платить лишних налогов.
— Так далеко простирается твое великодушие? — спокойно спросил Дада.
