— В любой день после вторника. В понедельник мы вступим во владение землей, пошлем работников, чтобы вспахали поле. А уж потом в любой благоприятный день отслужим пуджу.
Пандит взял календарь богослужений и надел очки. Он водил пальцем по исписанной странице, беззвучно шевеля сухими, тонкими губами. Внезапно остановив палец, он воззрился на страницу календаря.
— В четверг лучше всего, — произнес он. — Четверг наиболее благоприятен. Суббота тоже неплоха. Но в четверг все сходится идеально.
— Тогда давайте в четверг, — согласилась Аджи. — У вас найдется время?
Он откашлялся и взглянул на нее.
— У меня как раз обряд освящения новорожденного[16] в Кодли, но я справлюсь. Утром закончу… да, четверг подойдет.
Брахман захлопнул книгу и встал. Расправил шаль и закутался в нее поплотнее — точь-в-точь как сова, распушившая крылья, а потом съежившаяся, — и побрел прочь на своих тонких, как у аиста, голых ногах.
— Теперь он пойдет в Большой дом и все им доложит, — заметил Гьян, — как-никак они самые богатые его клиенты.
— Ну и пусть знают, — ответил Хари. — Пусть знают, какую мы заказываем пуджу. Будем праздновать их поражение. Жулье!
Хари имел все основания ненавидеть обитателей Большого дома.
Когда дед был молодым, у них был только один дом, который уже тогда называли Большим домом. Талвары из Коншета всегда жили одной семьей, под общей крышей, как баньяновое дерево, берущее свою силу от множества корней. Рассказывают, что за вечерней трапезой собирались в длинной главной комнате человек шестьдесят — пестрые ряды друзей, родственников, прихлебателей, гостей. Талвары были потомственные землевладельцы, влиятельные, солидные, правоверные, пользовавшиеся всеобщим уважением.
Но их дед, Дада Талвар, поссорился со своим отцом и отделился от семьи. Он был младшим из двух братьев. А ссора вышла из-за Аджи.
Дед полюбил Аджи, которая по происхождению была кошти[17], и отказался жениться на девушке, выбранной для него отцом. То обстоятельство, что его возлюбленная даже не принадлежит к касте брахманов, превращало проступок деда чуть ли не в преступление. Когда их прадед Тулсидас[18], несмотря на просьбы сына, велел готовиться к свадьбе, Дада еще больше удивил всех — он сбежал из деревни со своей девушкой.
Трудно было теперь представить себе, что шестидесятилетняя Аджи — это та самая девушка, из-за которой их дед порвал с семьей. Да, да, Аджи, свято чтущая религиозные обычаи, простодушная до того, что на добром лице ее можно прочитать все-все мысли, оказывается, та самая грешница, что жила с мужчиной вне брака!
