Белая магия | страница 63
Ещё одно мяуканье, на этот раз определённо саркастическое.
Августа нахмурилась:
— Ты права, конечно же. Всё это просто смешно. Нет, правда. Тот поцелуй просто одна из тех непостижимых вещей, которые происходят раз в жизни, для которых невозможно найти ни объяснения, ни причины. Больше это никогда не случится, так что будет лучше обо всём просто забыть. Представить, что ничего никогда и не было.
Она взглянула на свою кошку и могла бы поклясться, что та с недоверием закатила глаза.
— Мне просто надо сосредоточить внимание на самой наиглавнейшей задаче, а именно, найти способ встретиться с графом наедине.
Августа расстроено вздохнула:
— Но как я вообще смогу это сделать?
Поставив локоть на стол, она опёрлась подбородком на руку, в надежде, что её посетит идея.
И идея пришла, правда немного позже, в виде обрывка из разговора прошлым вечером.
Мне действительно пора идти. Уже поздно, а ранним утром мне предстоит верховая прогулка в парке. Сожалею, миледи.
Парк. Лорд Белгрейс сказал, что отправится кататься верхом, а в такой ранний час он наверняка будет в одиночестве. Поблизости не окажется никого, кто мог бы прервать их, подслушать, помешать. Это же замечательная возможность! Она пойдёт в парк, дождётся графа, ну а затем, когда она его найдёт, он поймёт. Разве она уже не предприняла необходимые шаги, чтобы обязательно добиться этого?
Захватив с собой записную книжку, Августа направилась в свою спальню, но не затем, чтобы лечь спать, как она обычно делала на рассвете, а чтобы переодеться в амазонку перед тем, как отправиться в парк.
Сырое утро затянуло всё вокруг мглистой пеленой, сквозь которую не мог пробиться ни один лучик солнца, так как ночью снова прошёл дождь, и лёгкий туман не рассеялся даже к этому времени, делая воздух тяжёлым и неподвижным, а городские мостовые, по которым конь Ноа медленно направлялся к Гайд-Парк-Корнеру[25], скользкими.
Час был ранний, но только не для Белгрейса, который, как знал Ноа, слыл ранней пташкой. Иденхолл замечал Миллфорда на верховых прогулках уже несколько раз, всегда задолго до самого популярного для прогулок времени и всегда в одиночестве. Из-за болезни лёгких Белгрейс жил в одиночестве, скорее, даже в отшельничестве. И хотя состоял в лучших клубах, едва ли посещал их. Его мало заботила внешность, одежда его была скорее практичной, чем модной, его не манила ни выпивка, ни азартные игры, что позволило, в конечном счёте, удвоить состояние, с тех пор как он двадцать лет назад унаследовал от отца графство.