Мы набили штук двадцать топорков, пока шли к острову, курили, разговаривали нехотя:
-- Слышь, Колька? -- говорил Генка.
-- Чего?
-- Тепло как стало, а?
-- Это с берега тянет...
-- В городе сейчас жарко небось?
-- По радио передали: жара страшная...
-- Никак не могу летом отпуск получить, -- пожаловался он. -- А зимой что его брать? На судне работы все одно никакой. В кабак пойдешь или к повару на квартиру: огурчики там, помидорчики и все такое.
-- Дочка его как? -- спросил я.
-- Кто ее только не охмуряет! -- засмеялся Генка. Помолчал и добавил гордо: -- Зато с плаванья приду -- только моя будет!
-- Зачем она тебе такая?
-- Что ты понимаешь? -- возразил он. -- Какая ж это баба, если ее никто не домогается?
-- Нет уж, я себе такую найду, что ее никто не домогается, -- ответил я.
-- Разве что будет она страшнее паровоза... -- заметил он. -- Да и та изменит, в крови это у них...
Остров уже был перед нами -- два обрывистых холма, далеко отстоящие от береговой черты. В воздухе чувствовался резкий йодистый запах морских водорослей и запах цветущей ольхи -- она росла по берегам речушки, которая бежала среди холмов. Отсюда речушка просматривалась от истока до устья. На берегу не было видно навигационных знаков, только далеко слева, у мыса, горели три красных огня -- там находился сторожевой пост. Бухта была не защищена с востока, и сюда в плохую погоду, по-видимому, заходила с моря сильная зыбь. Сейчас море было тихое, только у берега ревел накат -начиналось сильное приливное течение. Я невольно засмотрелся на волны: они рождались у самого берега, чтоб, пройдя несколько метров, умереть. Когда волна отливала, по берегу, казалось, шла тень -- так жадно глотал воду песок... Я знал по карте, что здесь проходил район больших глубин, но это сейчас трудно было определить: вода была такая прозрачная в это раннее летнее утро, что песчаное дно, кажется, желтело у самых глаз, а ледянка и весла красиво отражались в воде -- до шляпки гвоздя, до последней царапины...
Мы перетащили ледянку через приливную полосу и приткнули ее в стороне, у известковой глыбы. Якорь я швырнул на берег, а Генка вдавил его сапогом в песок.
-- Пошли на базар, -- сказал он. -- Яиц наберем.
-- Иди сам, а я тут посижу, -- ответил я.
-- Чего так?
-- Я от глупышей прошлым разом до самого города отмывался...
-- Ничего, Колька! -- сказал он, подошел и обнял меня за плечи. -- Ты ведь лучше всех лазаешь по скалам, тебе удовольствие от этого.
