Причиной дружбы пастуха с рапсодом было то, что Парис буквально с раскрытым ртом слушал поэмы старого воина, представляя себя на месте великих героев, облаченным в сверкающие латы и сжимающим в беспощадных руках смертоносное жало меча… А еще то, что Гомер не мог видеть женоподобную физиономию Париса и относился к слушателю всерьез.
… Невидящий взор аэда был устремлен в одну точку. Будь на его месте человек зрячий, он бы увидел запущенный огород, чахлую оливковую рощу за ним и нескольких бестолковых нубийских рабынь с увесистыми амфорами на плоских головах.
Гомер же видел иное. Раскаленное солнцем и яростью поле битвы, капли пота и крови на обветренных лицах воинов… Он слышал стук копыт, плач прелестных вдов и восторженные крики победителей… Он чуял пьянящую смесь запахов крови, лошадиного пота и молодого вина – запах долгожданной победы!..
Именно сегодня он наконец-то уверовал в то, что созрел для создания великой поэмы… Но что взять за ее основу? “Главное – сюжет, – рассуждал рапсод. – Все битвы, в которых я участвовал, были развязаны из-за земли, богатств или иных низменных причин. А хочется чего-то возвышенного. Чего?..”
– Гомер, – прервал его грезы голос Париса. – Я решил украсть Елену.
– Прекрасную Елену? – встрепенулся Гомер.
– Прекрасную? – удивился Парис. – А ты-то откуда знаешь, ты же слепой?
– Слеп я глазами, мой брат, но душой, я чувствительней зрячих, – запел Гомер. – Истинно, вечным богиням Елена красою подобна!
Нет, не осудит никто, если брань ты зачнешь за такую,
Думаю, в деле таком нас поддержит Афина Паллада!
– Неужели? – обрадовался Парис. – А точно?
– Точно, точно, – заверил его Гомер. – Ты, брат, сильно не раздумывай. Я пиит, ты – герой. Я говорю, ты – делаешь, понял?..
Почувствовав в ответном молчании Париса неуверенность, Гомер вскочил и заорал:
– Деяние сие воспето будет во всей Эгеиде!
Парис испуганно отшатнулся, а проходящие мимо рабыни, побросав амфоры, кинулись прочь, вознося молитвы своим варварским богам.
Заручившись поддержкой старого рапсода, Парис, вместе с ним, отправился в кузницу Менелая.
Сговориться с Еленой оказалось на удивление просто. Именно сегодня, как, впрочем, и ежедневно, Менелай, вспоминая свои былые ратные подвиги, напился до полусмерти в компании своего военачальника – здоровяка Агамемнона – и уже пол дня отдавал дань Гипносу. Елена срывала злость на рабынях, нервно вытирала носы младшим детям и возносила проклятия Дионису.
Тут-то на пороге их дома и возник солнцеликий Парис с букетиком полевых цветочков в руке дебелой.
