Самолеты не появились – на этот раз обошлось, – и к вечеру дивизион занял оборону у деревни Жерновка, где уже окопались мотострелки. Второй батарее Дементьева достался центр, слева расположилась первая батарея лейтенанта Вилли Хацкевича, справа – третья батарея старшего лейтенанта Василия Власенко. Жара спала, равнина просматривалась далеко – все было тихо. «Ночь пройдет спокойно, – подумал Павел, – все начнется утром». И не ошибся.
Утром он еще раз проверил свою батарею, привычно – уже привычно, фронтовой опыт вошел в плоть и кровь молодого офицера, прикинул ориентиры – командиры орудий записывали данные мелом на щитах своих пушек, и доложил комдиву о готовности второй батареи к бою. Потом он вдруг заметил на стволе орудия божью коровку – оранжевый с черными пятнышками жучок неспешно полз по нагретому солнцем металлу, и глубоко плевать ему было на все дела мира людей, несмотря на то что этот полыхающий мир мог мимоходом сжечь крошечную божью коровку, не обратив на нее ровным счетом никакого внимания.
«Будет… Будет… Будет…» – ритмично повторяло сердце.
А потом степь зашевелилась.
Павел поднял к глазам бинокль и обомлел.
…На него катилась лавина всадников – Дементьев различал скуластые лица, узкие глаза, рты, раззявленные в воющем крике. Над войлочными шапками конников молниями взблескивали изогнутые клинки, маленькие косматые лошадки подымали тучу пыли; кое-где среди конной орды темными глыбами ползли кибитки, слегка покачиваясь с боку на бок…
Лейтенант оторвался от бинокля, потряс головой и протер глаза. «Или я схожу с ума, или… Да что же это за места-то такие?» Но когда он снова приник к окулярам, то уже не увидел дикой степной конницы – на них тремя цепями шла немецкая пехота; перед ней позли, по-утиному переваливаясь и кивая орудийными стволами, десятка полтора танков.
И не мог понять комбат-два Павел Дементьев, что за видение промелькнуло перед ним: на миг выпавшие откуда-то из безвременья призраки давно истлевших степных воинов, веками налетавших на Русь, мираж или просто самая обычная галлюцинация, рожденная обостренным сознанием человека, в очередной раз стоявшего на грани бытия и небытия? Или же это было что-то такое, о чем простой крестьянский сын Павел не имел ни малейшего представления? Но размышлять над ирреальным ему было уже некогда – воздух над древней степью застонал и завыл, раздираемый в лоскуты летящей сталью, начиненной тротилом.
Немецкая пехота шла в полный рост, спокойно и самоуверенно. Цепи выдерживали равнение; в бинокль видны были закатанные по локоть рукава мундиров, стволы прижатых к животам автоматов, из которых выпархивали желтые светлячки пламени, и даже сигареты в зубах солдат.
