- Проверять - это хорошо, - вставила Мария Сергеевна. - Если есть в науке единственный метод, который должен быть положен в ее основу, то это метод сомнения во всем, метод проверки!
- Дотошной проверки, абсолютного недоверия! Узнаю Марию Сергеевну Веселову-Росову! - вставил Овесян.
- Мы с вами, Амас Иосифович, представляем как бы два начала в науке. Ваш практицизм, мой принцип сомнения... Две стороны одной и той же медали, два начала единой науки.
- Простите, - упрямо сказал Буров. - Допускаю, что наука нужна не для науки. В конечном счете любое научное открытие будет использовано для практических целей. Однако ученый, делающий открытие, порой даже и представить себе не может, что он открывает. Разве мог Гальвани, наблюдавший подергивание ножки лягушки, представить себе современные электрогенераторы мощностью в миллионы киловатт, электрические сети, опутывающие шар?
- Это был младенческий возраст науки, - возразил Овееян. - Сейчас мы можем ставить задачи перед наукой, а не заставлять ее открывать тайны природы наугад.
Калерия Константиновна сидела за столом, благоговейно глядя на ученых, которые продолжали спор.
- Догадываюсь, - сказал Овесян. - Наш Буров хочет добавить к двум китам науки, к принципу практичности и утилитарности, к принципу сомнения и проверки еще третьего кита - фантазию.
- Фантазию, но не фантазерство, - сказала Мария Сергеевна.
- Фантазия - качество величайшей ценности, - выпалила Люда. - Без фантазии не были бы изобретены дифференциальные уравнения.
- Ого! - сказал Овесян. - В бой вступают резервы. Однако что же надумал наш третий кит науки?
- Субстанция существует, - сказал Буров. - Это уже не фантазия. Но этого мало. Ее нужно не только находить в природе. Ее нужно создавать.
Овесян ударил себя по колену.
- И продавать в аптеках! Здорово! Это уже вполне практично!
- Но это разговор не для чайного стола, - прервала Мария Сергеевна, вставая.
Все поднялись. Только Калерия Константиновна осталась сидеть, опустив уголки тонких губ.
Ученые вернулись в кабинет и заговорили вполголоса. Люда, словно нечаянно, прикрыла плотнее дверь за ними, а сама выбежала на улицу, чтобы посмотреть, не разыгралась ли пурга. Она беспокоилась за Бурова и решила, что непременно пойдет его провожать.
Когда Люда вернулась, то Холерии, как она звала секретаршу академика, не было. Дверь за портьерой в комнату Елены Кирилловны была приоткрыта, и Люда невольно услышала конец фразы, сказанной Калерией Константиновной:
