Вастер решила рискнуть. Кончиками пальцев коснулась бусины, не отрывая взгляда от девчонки. Торчащие косички вразлет, большой рот, светлые, недоуменно вздернутые брови. Хорошо, что ростом девчонка ненамного ниже Вастер. И просто замечательно, что чары, скрытые в бусине, изменяют не только тело, но и одежду…
Пес из будки проводил ленивым взглядом Недотепку, которая почему-то вернулась от реки очень быстро и без ведра. Встрепенулся, учуяв чужой запах. В горле зародилось тихое рычание. Но привычный вид Недотепки сбил пса с толку. Он помешкал с лаем. Девочка обогнула дом, скрылась за углом.
И почти сразу калитка открылась вновь. Вошла Недотепка. С ведром. Поставила его наземь, принялась возиться с засовом.
Озадаченный пес вылез из будки, разразился хриплым лаем.
На шум вышла Дагерта:
— На своих лаешь, дурень лохматый? Недотепку не признал? Вот я тебя метлой!
Пес обиженно вернулся в конуру, предоставив хозяевам самим заниматься своими непонятными делами.
* * *
На постоялый двор судьба приводит разных людей — грустных и веселых, тихих и шумных, кротких и раздражительных. Кое-кого Кринаш охотно выкинул бы за ворота. Случалось, и вышвыривал…
Но Рурита Танцующий Мотылек из Рода Унхашар ухитрилась выделиться в длинной череде постояльцев и оставила о себе память, поистине неизгладимую. Режущим слух голосом она без стеснения бранила все, что попадалось на глаза: двор, дом, отвратительные рожи толпящихся в трапезной мужланов, стряпню Дагерты — заранее, по запаху. (Позже она эту стряпню уплетала за обе щеки, но доброго слова все равно не сказала.)
Когда Рурите показалось, что Верзила недостаточно бережно поставил на пол дорожную сумку, она развопилась так, словно он этой сумкой с размаху дал ей по голове. Кричала, что непочтительный раб швырнул ее вещи, словно мешок с мусором! И если хозяин — как там его зовут? — не выпорет мерзавца самым беспощадным образом, значит, в этом сомнительном заведении никогда не принимали благородных постояльцев и не знают, как с ними обращаться!
Хозяин — как там его зовут? — заверил близкую к истерике девицу, что мерзавца он накажет, всю шкуру полосками спустит. Только позже: сейчас дел невпроворот, а как освободится, так сразу… А Верзиле он шепнул: «Уйди из-под обстрела!»
А когда Арби, искренне желая успокоить и отвлечь девушку, провел рукой по струнам и попытался запеть… вот тут-то и грянула настоящая, полновесная истерика, по сравнению с которой все предыдущие капризы были просто детским лепетом.
