что я-де
циник, пишущий для циников, и что я
совсем недалек от логики насилия.В последнем пункте он не ошибся. К логике насилия в данную минуту я был близок как никогда.
— Моментик, шеф, — обрываю я его. — Вы читали рассказы Джеймса Тэрбера?
Он в замешательстве кривит морду.
— Естественно, — говорит он оскорбленно. Он, выходит, кумекает, но я иду на риск.
— Спустимся-ка в подвал, — говорю я ему.
Я встаю и иду в прихожую. Он покорно шлепает за мной. Лестница темная и сырая. На одной ступеньке я притормаживаю.
— Погодим, — говорю я. — Стало быть, вы читали рассказы Джеймса Тэрбера и все-таки топаете за мной в подвал?
— Что вы плетете, дружище? — взвивается он. — Лучше бы вы о своих героях поразмыслили! Что это за нули без палочки, черт подери!
Он заводится в новом монологе и все время божится каким-то Лопаткой.[20] Никакого Лопатки я не знаю, но лопата, слава богу, на своем месте.
— Нули без палочки? Кого вы имеете в виду? Моего отца? Мою мать? Или сестрицу? — говорю я и с разворота врезаю ему этой лопатой по вывеске.
Он шмякается как подкошенный прямо на уголь — по крайней мере, волочить его никуда не придется! Однако он жив.
— Хрестоматийная реакция на критику, — хрипит он укоризненно. — Вы типичный пример узколобого человека!
Тут уж я размахиваюсь как можно шире и еще раз-другой хрястаю его по универсально умному кумполу. Под конец заваливаю его несколькими центнерами угля и иду наверх. Затем принимаю душ, переодеваюсь и в шейкере смешиваю для Габины «манхэттен». Капелюху отливаю себе и бросаю туда две черешенки. Попиваю, жду Габину и балдею. Все ж таки классно, что за долгое время я наконец обтяпал что-то толковое.
После пяти рюмок «манхэттена» Габина здорово заквасилась и никак, ну никак не могла поймать кайф. Я не сдавался, но вкратце описал ей, как только что замочил критика. Я полагал, что ее могла бы разжечь мысль, что она совокупляется с реально крутым парнем, но это как-то не возымело действия.
— Значит, ты убийца! — говорит она с ужасом.
— Типа того, — улыбаюсь я и стараюсь, чтобы все выглядело натурально cool.[21]
— Так ты убийца?!
Она даже пытается сесть.
Спустя время мне удается кое-как ее успокоить, но главное все еще впереди.
— Попробуй говорить гадкие слова, — предлагает она. — Типа жутко неприличные.
Мизинец она без конца сует себе в рот, но уже и это не действует.
— Не могу, sorry.
Я не то что против неприличных слов, но просто не могу выговаривать их при этом — они напоминают мне Рождество на пару с фатером, и потому я всегда лопаюсь от смеха.
