— Салют! — сказал Хоуз, поднимая свой стакан.
— Салют! — сказала Ронда, и они оба выпили. — Ну а если ты не из полиции, то чего тебе нужно?
— Ты хороша собой! — сказал Хоуз.
— Так ты за мной следишь?
— Конечно. Так вот он, наверное, не обсуждал с тобой, почем тут кока-кола.
— Откуда тебе известно, о чем мы с ним толковали?
— Я ничего не знаю, просто я хотел сказать, что красивая женщина…
— Угу…
— Пользуется вниманием мужчин. Так что чего удивляться, если я проявил к тебе интерес? Вот, собственно, все, что я хотел сказать, — закончил Хоуз и пожал плечами.
— А ты не глуп, — заметила Ронда. — Прямо обидно…
— Что?
— Что ты работаешь в полиции.
— Слушай, сколько раз я тебе должен повторять? Я…
— Ты полицейский, — равнодушно перебила его Ронда. — Не знаю, что тебя интересует, но внутренний голос подсказывает мне, что нам лучше попрощаться. На всякий случай.
— Я ночной сторож, — уныло сказал Хоуз.
— Конечно. А я Лилиан Гиш. Ладно, разберись с официантом, а я пошла.
Она двинулась к стойке. Красные трусики, казалось, вот-вот лопнут, выпуская на свободу ее ягодицы. Хоуз вздохнул, расплатился и ушел.
В субботу утром в ожидании результатов анализа правой теннисной туфли, обнаруженной в картонном ящике у дома Эллиота, Карелла решил позвонить в три местные больницы, чтобы выяснить, не обращался ли случайно за медицинской помощью Сэнфорд Эллиот, растянувший сухожилие. Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы названивать местным частным врачам. Карелла решил, что если ему не повезет с больницами, то он забудет о дальнейших расспросах. Но в тот день счастье оказалось на его стороне. Уже второй звонок оказался удачным.
В отделе скорой помощи больницы Буэнависта в тот день дежурил японец доктор Юкио Ватанабе. Он сказал, что, поскольку сейчас они не перегружены работой, он может проверить по журналу эту фамилию. Он добавил, что если бы Карелла позвонил час назад, то ему бы дали от ворот поворот, поскольку они разбирались с пострадавшими при дорожно-транспортном происшествии, где столкнулись три машины.
— В жизни не видел столько крови, — произнес японец с каким-то, как показалось Карелле, воодушевлением. — Ну да ладно, какой период вас интересует? Журнал передо мной.
— Между восьмым и пятнадцатым, — сказал Карелла.
— Этого месяца?
— Да.
— Как фамилия?
— Сэнфорд Эллиот.
— Говорите, растяжение?
— Да.
— Смотрю…
Воцарилось долгое молчание. Потом Карелла услышал:
— Пока ничего.
— Где вы?
— В районе одиннадцатого, — сказал Ватанабе и снова замолчал.
