Эд МАКБЕЙН
ОБЫЧНАЯ РАБОТА
I. ТЕНЬ НОЧИ
Новый день приходит здесь на смену старому совершенно незаметно. Подобравшись к полуночи, всего лишь на минуту замирает на циферблате висящих на стене часов минутная стрелка, потом еще минуту она указывает людям, что наступила полночь, а потом стрелка сразу же перескакивает на новый день. Начинаются предутренние часы, но никто на это не обращает внимание. Старый кофе в размокших бумажных стаканчиках и сейчас на вкус точно такой же, каким был тридцать секунд назад, неровный ритм пишущих машинок не сбивается ни на секунду, а пьяный, сидящий у противоположной стены, продолжает орать, что мир этот погряз в грубости и хамстве. Даже сигаретный дым, который столбом поднимается к циферблату часов, не успел бы развеяться за те мгновения, что отделяют старый день, отлетевший в никуда, от нового, пришедшего из ниоткуда. Звонит телефон.
Люди, собравшиеся в этой комнате, привычно включены в старую и испытанную временем рутину. Однако рутина на то и рутина, чтобы ее не замечали, а если бы кому-нибудь удалось глянуть на нее свежим взглядом, то сразу же стало бы заметно, что выглядит она столь же мрачно, как и сама эта комната с прожженными сигаретами столами, со стенами, разукрашенными застаревшими пятнами, сквозь которые проглядывает местами облезлая зеленая краска, возможно, бывшая когда-то яркой и веселой. Комната эта вполне могла быть конторой пришедшей в упадок страховой компании, если бы не вид упрятанных в кобуру пистолетов, пристегнутых к поясным ремням, висящим на спинках деревянных стульев, тоже выкрашенных зеленой краской, но чуть потемнее той, что на стенах. Мебель здесь допотопная, машинки допотопные, да и сам дом выглядит допотопно, - и все это, по-видимому, справедливо, поскольку собравшиеся здесь люди посвятили себя одной из самых допотопных профессий, которая, правда, некогда считалась весьма почетной. Все они стражи закона. Или, выражаясь словами пьяницы, который все еще продолжал изощряться в эпитетах из-за зарешеченной выгородки на дальнем конце комнаты, гнусные и продажные гады, то есть полицейские. А телефон все не умолкает.
Щупленькая девушка, которая лежала в аллее за зданием театра, была одета в белый плащ с поясом, и плащ этот весь намок от крови. Кровь была и на асфальте дорожки, и на металлической двери пожарного выхода, и на лице девушки, и на ее спутанных светлых волосах, и на мини-юбке, и на сиреневых колготках, обтягивающих ее тонкие стройные ноги. Неоновая вывеска на противоположной стороне улицы окрашивала эту абсолютно необходимую для поддержания жизни жидкость то в зеленый, то в оранжевый цвета, и поэтому кровь, бьющая фонтанчиком из глубокой ножевой раны на груди, казалась каким-то странным и мрачным ночным цветком, темным и сочным, который вспыхивал то красным, то зеленым, то оранжевым цветом, подчиняясь ритму неоновой мигалки. Фантастический этот цветок скоро сник, но кровь, однако, струилась весьма обильно. Девушка приоткрыла рот, попыталась что-то сказать, но в этот момент раздался вой сирены приближающейся машины "скорой помощи", поэтому показалось, что вой этот вырвался из ее уст. Кровь тем временем остановилась, но вместе с ней вытекла и последняя капелька жизненных сил, глаза девушки закатились. Детектив Стив Карелла отвернулся от нее и увидел бегущих от машины санитаров с носилками. Он сказал им, что девушка уже умерла.
