Гордон, один из бывших в пикете солдат, протиснулся вперёд и жалобно сказал:
– Это, верно, моя работа, сэр: я несколько раз стрелял по ним. Но я ничего не мог разглядеть в темноте, кроме плотной массы, и несколько раз выстрелил наугад.
– И правильно сделал, – равнодушно сказал Уинт.
– Он мёртв, – заметил Мэррей.
– Я думаю, нам следовало бы похоронить его.
– Наши убитые остались позади, их не похоронили.
– Нам следовало бы похоронить его, – повторил Уинт.
Мэррей взглянул на него, затем медленно кивнул головой. Несколько солдат спешились и молча принялись ножами рыть могилу. Неглубоко-около двух футов. Кто-то бросил им своё одеяло. Уинт завернул в него маленького индейца и положил в неглубокую яму.
– Всё равно зря, – сказал один из солдат: – койоты найдут.
– Они найдут, хоть закопай на десять футов, – добавил другой.
Могилу завалили сырой землей и утоптали ногами. Чей-то голос из темноты насмешливо протянул:
– Может быть, и молитву прочитаете над ним, капитан?
– Заткни глотку, или я её сам заткну! – крикнул Мэррей.
Солдаты снова сели на лошадей. Топот копыт уже давно затих в ночи, поэтому спешить было бесполезно, и отряд медленно двинулся на север.
ВАШИНГТОН ВМЕШИВАЕТСЯ
Сентябрь 1878 года
Тем временем Мизнер послал по телеграфу подробный рапорт военному министерству в Вашингтон. Агент Майлс, со своей стороны, послал доклад в индейское ведомство. Уильям Николсон, уполномоченный управления по делам индейцев в Лоуренсе, штат Канзас, отправил довольно обстоятельное донесение в министерство внутренних дел. Он предупредил также агента Майлса, чтобы тот не делал никаких заявлений репортёрам.
Рапорт полковника Мизнера, снабженный множеством дополнений и несколькими примечаниями, достиг своего конечного назначения – подвала в доме, принадлежащем Уильяму Текумсе Шерману.
Главнокомандующий вооружённых сил Соединённых Штатов любил свою семью. Он так сильно любил её, что по всей стране его имя стало нарицательным для обозначения снисходительного и нежного отца. Всякий раз, когда репортёру приходилось, миновав апартаменты Шермана, посещать заваленную бумагами комнату в подвальном помещении, служившую генералу канцелярией и кабинетом, он получал интереснейший материал для заметки. Не раз репортёр находил здесь одного-двух ребят, мешавших главнокомандующему работать. Репортёр говорил себе: «Боже мой, неужели это тот самый человек, который прошёл путь славы (и разрушения) через всю Джорджию!» А это было великолепно, как была великолепна простая дощечка над лестницей в подвал с лаконичной надписью: «Приёмная генерала Шермана». Всё это доказывало, что даже самая громкая слава не даёт возможности узнать истинную сущность человека до тех пор, пока не представится случай понаблюдать его дома, в кругу семьи.
