Как Карпович, относившийся раньше к старым народовольцам с известным пиэтетом, не поинтересовался прошлым Якимовой, осужденной еще в 1882 г., и взял на себя поручение Азефа, хорошо осведомленного о всех мытарствах, испытанных ею в 1904 и 1905 гг.? Якимова отказалась принять предложение, указав на то, что измучена скитаниями и испытанными ею мучительными опасениями за тех, кого в своих переездах могла скомпрометировать.
Потерпев неудачу у Якимовой, Азеф обратился к М. М. Чернавскому, осужденному в 1877 г. по делу о Казанской демонстрации и отбывавшему каторгу в централе Харьковской губ. и на Каре. Он должен был взять на себя в с. Большая Кипень (неподалеку от Ропшинской охоты царя) роль хозяина чайной «Союза русского народа», — он, с его интеллигентным лицом, лицом апостола! А быть хозяйкой этой чайной Азеф предложил М. О. Лебедевой, которая до 1907 г. была разъездным агентом партии с.-р. и развозила партийную литературу по всей России и Сибири. Да! Шлиссельбуржцы и старые революционеры манили к себе Азефа: Поливанова, психологические особенности которого и революционное прошлое требовали бережного отношения, он втянул в террористические приготовления, и Поливанов среди этих приготовлений застрелился у Азефа на даче, во Франции.
Меня он приглашал к деятельности среди военных в Петербурге; быть может, не для того, чтоб предать правительству, но чтобы быть магнитом и, пользуясь мной, предавать тех, кто придет на приманку.
То же самое, совершенно откровенно, Азеф предлагал Н. Морозову. Он звал его не для революционной пропаганды. Нет! «Ваше имя, — говорил он Морозову, — будет привлекать молодежь, и это очень важно для партии». Это было вскоре после выхода Морозова из Шлиссельбурга.
Морозов инстинктивно не доверял Азефу и отклонил предложение.
У Азефа под руками была целая партия, и все же ему были нужны мы, чтобы нашими руками загребать жар.
А между тем, в низах партии рядовые члены ее относились к нам с трогательной теплотой и бережностью. Рабочий Агеев, бывший каторжанин, бежавший с поселения и познакомившийся со мной в Швейцарии, зная, что я «тоскую без революционной деятельности, писал мне как-то, что от меня морально невозможно требовать никакой революционной работы, но что «самый факт, что вы живете, — говорил он, — дает нам утешение и радость».
Насколько Карпович был слеп и, можно сказать, наивен, показывает следующий случай в бытность его в отряде Азефа. Однажды каким-то образом в Петербурге он был арестован. Его отвели в охранку, и после краткого допроса об имени и звании он был отведен в общую камеру.
