Он свернул на Кенигштрассе, и сейчас они проезжали мимо Израильского кладбища — оно оставалось справа.
— Она умерла двадцать пятого мая восемьдесят второго года, без четверти десять… «У нас так мало времени,» — повторяла она… ей исполнилось тридцать пять… Как немного ей было отпущено, правда? Еле исполнилось шесть лет, жили мы тогда в Гамбурге, куда меня в семьдесят четвертом году пригласил профессор Гельхорн… Бравка получила место психиатра в одной из эппендорфских клиник. Мы жили в красивом старом доме на Утьменштрассе, у самого городского парка, рядышком с институтом… Большая квартира… в зеленом районе… Только Эльбы с нашего балкона не увидеть, и Альстер тоже… С тех пор, как Бравку похоронили на Ольсдорфском кладбище, мы с Елей живем вдвоем… Тогда был жаркий и душный день… очень жаркий… и кроме нас с дочкой, одного могильщика да господ из похоронного бюро на кладбище никого не было. Священника я приглашать не стал. Чересчур я тогда на него разозлился… Надеюсь, он простит мне это прегрешение. На могилу к Бравке мы ходим нечасто… Вы меня понимаете, не правда ли?
— О да, — сказала Норма.
— Бравка ведь не там… — прошептал Барски.
Они ехали по Альтоне.
— Конечно нет, — согласилась Норма.
— Она… Знаете, мне недавно довелось прочесть рассказ об одном еврее, который потерял жену. Отправился он, значит, к раввину и спрашивает: «Ребе, можно оживить мертвых?» И ребе ответил: «Да. Если постоянно думать и помнить о них».
Проехав мимо альтонской ратуши, они оказались на Эльбском шоссе.
— Простите мою бестактность, — сказал Барски, глядя на Норму. — Вы ведь только что потеряли сына.
— Все естественно, — ответила она. — У вас — ваши мертвые. У меня — мои. Everybody has to fight his own battles.[13]
— Это верно, — проговорил он, снова посмотрев на нее. — У каждого свои войны и свои битвы.
— Ваша дочь учится в Гамбурге? Здесь?
— Да, — сказал Барски. — Мы остались в старой квартире. Еля не хочет переезжать. У нас замечательная служанка, фрау Керб. Она у нас и живет. Уже много лет. Она знала мою жену. Елю она любит. Когда меня нет, заботится о ней. Нам с Милой Керб исключительно повезло, да, просто исключительно… — И потом весь остаток пути до самого дома Нормы на Паркштрассе они молчали.
Поставив свой «вольво» за синей машиной Нормы, Барски вышел и открыл дверцу.
— Итак… — начала Норма.
— Я провожу вас.
Она смутилась.
— Что вы сказали?
— Я поднимусь вместе с вами, — сказал он несколько неуверенно. — Загляну на секунду.
