Лодка-дом коричневого цвета выглядела грязноватой. Сначала Билл вывел меня на палубу, а потом столкнул вниз по ступенькам в каюту, где я увидела некое подобие кровати. Другой мебели там не было, только кровать. Мне стало очень холодно. Я надеялась, в лодке будет тесно, и Билл не сможет еще раз надругаться надо мной, но места было более чем достаточно. Он уселся на кровать и поставил меня перед собой.
– Раздевайся, – приказал он, и я заплакала.
Когда Билл «играл» со мной, я старалась отрешиться от происходящего. Но, к сожалению, не могла забыться настолько, чтобы даже воспоминаний не осталось. Нет, я просто приучила себя думать о чем-то другом, например о море. Я представляла, как волны накатывают на берег и с шипением убегают обратно. Это не избавляло от страха, но делало его терпимым. Я пыталась отключиться, как бы сложить всю мерзость в одну маленькую коробочку и спрятать ее где-нибудь в надежном месте. Если потренироваться, то смогу полностью блокировать свои чувства в такие моменты, говорила я себе. Но, раздеваясь перед Биллом, чувствовала себя уязвимой и не могла отвлечься, не могла притвориться, что все это происходит не со мной. Это происходило со мной. Здесь. Сейчас. Я была всего лишь беззащитной девочкой.
– Давай раздевайся, – снова потребовал Билл, и я повиновалась. А что еще мне оставалось? Я стала медленно расстегивать кардиган и блузку, стянула через голову нижнюю рубашку, затем присела на край кровати, чтобы снять носки с ботинками.
Все это время дядя Билл трогал себя и глухо урчал.
– Прекрасна, ты просто прекрасна, – бормотал он, пожирая меня глазами, – и ты вся моя.
Я никак не могла заставить себя снять трусики, но Билл сорвал их, повалил меня на кровать и силой раздвинул мне ноги.
– Я так люблю тебя, – заговорил он. – Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю? Я так скучал по тебе и по нашим веселым играм. Тебе ведь тоже их не хватало? А, Кэсси?
Прежде чем я успела ответить, ужасная боль пронзила мое тело. Ни с чем не сравнимая, ужасная боль. Он все наваливался на меня, совершая сильные толчки тазом, я пыталась закричать, что мне больно, но голос не слушался. «Любовная игрушка» стала орудием пытки. Им управлял мой крестный, которого я называла дядей. Как он может? За что? Что я сделала, чтобы заслужить такое?
Я больше не плакала. Закрыв глаза, я задержала дыхание. Меня больше не было, я умерла. Лишилась всего человеческого и стала просто объектом, вещью. Мои мучения длились бесконечно долго, гораздо дольше, чем в другие разы.
