- О Диоскуры!* - воскликнул Лептин. - Каких только чудес не бывает!.. А как зовут тебя, кто отец?
- Зовусь Мирто. Отец мой Синдар ничем не знаменит, давно помер, зато дед мой, хоть тоже умер в бедности, - сам Аристид Справедливый!** - в голове сиротки прозвучала гордость.
Лептин облегченно вздохнул.
- Понятно, врешь ты все! И про Сократа врешь!..
Только зря он не верил. Все оказалось правдой.
Повитуха звала Лептина, высунувшись из двери, но он не слышал ее, поскольку сидел на лавке, зажав уши ладонями. Тогда она подошла к нему, потрясла за плечо. Он опустил руки. В уши его ворвались стоны жены и голос повитухи.
- Кирпичи нужны. Есть у тебя?.. Неси скорей!
До блеска обожженные кирпичи Лептин заготовил для ремонта очага. Ничего не понимая, притащил в дом, сколько смог унести. Глянул на Мирто - у нее крик в глазах, а руки плетьми лежат. Комок подступил к горлу Лептина.
Повитуха, сооружая из кирпичей две рядом стоящие стенки, объясняла:
- Головка у ребенка большая, очень большая... Никак не выходит!.. В Египте родильные кирпичи применяют... Если Афродита наша разродиться на дает, пускай ихняя Исида поможет... А ты помоги-ка мне ее усадить!
Вдвоем они усадили ослабшую Мирто на две стенки кирпичей.
- Тужься! Тужься! - кричала ей повитуха, лицо ее стало бледным, некрасивым совсем.
Не могла тужиться Мирто, силы ее покинули, в кровь кусала губы, вместе со стонами вырывались крики.
- Головка большая, ох, большая! - сокрушалась повитуха. - Замучил он ее...
Лептин поддерживал Мирто сзади за худенькие плечи, видел ее рыжеволосый затылок, четкую строчку позвоночника и тупо думал:
- У нее головка маленькая... у меня - тоже... а у него - большая...
Наконец повитуха поняла, что и египетский способ не поможет.
- Надо опять ее уложить. Слабнет совсем...
Лептин на руках перенес жену на ложе, а потом повитуха вновь услала его во двор.
Вновь молил он всех богов и звезды. А в висках стучали слова повитухи: "Головка большая... головка большая..."
И вдруг безумная мысль молнией пронзила его: "Сократово семя, сократово!.."
Остатками здравого разума он понимал: не могло того быть, ведь больше года Мирто живет вот в этом доме... Но ненавистный Сократ в его воспаленном сознании превратился из большеголового сатира в какое-то коварное, похотливое и всесильное божество, способное, подобно Зевсу, приходить на ложе возлюбленной золотым дождем.
Сократа Лептин ненавидел уже не первый месяц: с тех пор, как убедился, что слова Мирто - не пустая выдумка. В бешенство приводила его мысль, что тот, для полного сходства с сатиром которому осталось стать козлоногим, не так давно сжимал ее в своих объятиях, и она тянулась к нему...
