— Здравствуйте, господин Мариус, — с холодной улыбкою, закрыв за собою дверь на замок, сказал я и прошел в комнату.
— Что вам угодно, сударь? — проскрипел он, очевидно, совладав с собою.
— Позвольте выразить восхищение вашим даром, — произнес я, усаживаясь напротив него и стараясь не смотреть на его черные очки. — Не сомневаясь в ваших удивительных способностях, я бы хотел, все же, получить от вас небольшой урок — приватным, так сказать, образом.
— Я не даю частных уроков, — решительно отказался Мариус, несколько успокоенный. — К тому же не имею представления, зачем вам это надобно. Мой дар никому не вредит, ибо пользуюсь я им с крайними предосторожностями, вам же, верно, нужно сие для какого-нибудь баловства.
— Вы неверно поняли меня. — Я осторожно продолжал рассматривать его лицо, усомнившись в подлинности усов и бороды гипнотизера. — Я не прошу вас обучить меня вашему искусству — уверен, вы потратили не один год на его шлифование. Я всего лишь хотел бы убедиться, что вы можете сделать все, что пожелаете, даже с таким отпетым скептиком, как я.
— Сударь, приходите на следующее представление, и вы сможете убедиться в моих возможностях, — отрезал Мариус, чуть отворачиваясь от меня ближе к тени. Не было никаких сомнений — мой приход был полной неожиданностью для него, более того, его явно не устраивало мое присутствие. Ободренный этим открытием, я пододвинулся ближе, взбудораженно ощущая запах его страха, щекотящий и мои нервы как шампанское, продолжил:
— Я очень настоятельно просил бы вас уступить мне. Ежели угодно, я заплачу.
Он еще раз отодвинулся от меня, притиснутый к самой стене, и жалобно, уже обычным своим голосом, неуловимо мне что-то напомнившим, крикнул:
— Оставьте меня в покое, я устал!
В дверь забарабанили. Я вскочил, извлек из кармана накидки пистолет, взвел курок и, держа съежившегося Мариуса под дулом, громко отвечал:
— Месье Мариус сейчас крайне занят и просил не тревожить его, — и повторил то же по-французски. За дверью затихли. Вернувшись назад, я с усмешкою посмотрел на жалкого сейчас гипнотизера, еще недавно бывшего властителем умов нескольких сотен человек. — Прошу вас, начинайте!
В нем внезапно произошла резкая перемена, он как-то собранно выпрямился, подвинулся ближе ко мне и уже виденным мною жестом подкинул кверху свои очки — в меня впились почти белые, с серыми, еле различимыми зрачками глаза. Нескольких секунд было достаточно для того, чтобы мозг мой затуманило, я почувствовал, как силы покидают меня, и готов был сделать все, что захотел бы проклятый маг, ибо от воли моей остались только жалкие лохмотья. Весь подчиненный дьявольскому взгляду, разум Павла Никитича Толмачева перестал существовать, превращенный волею Мариуса в послушную его приказам материю. Только неимоверными усилиями, вспомнив о Полине, я заставил себя отвернуть взгляд и неверным движением сделавшейся вдруг ватной руки вцепился в седые космы гипнотизера, обнаружив под ними длинные маслянисто-черные волосы. Мариус взревел и, выкинув вперед костистые свои руки, схватил меня за плечи, пытаясь поймать своим ужасающим взглядом мои глаза. Встряхнув головою, словно пробуждаясь, я правой рукой с силой оттолкнул его. Дуло пистолета, направленное на него, видно, ударило его в кадык, отчего гипнотизер обмяк и выпустил меня из объятий. Этого было достаточно. Встряхиваясь как от кошмарного сна, со стороны, наверное, напоминая искупавшегося пса, я вскочил и со всей силы пнул Мариуса ногой в грудь. Он вскрикнул от боли и со стонами повалился на пол, более всего похожий сейчас на огромное, неприятное, корчащееся от изрядного щелчка, насекомое. Преодолевая отвращение, я уселся на него, стараясь не глядеть в искаженную гримасою физиономию, сорвал накладные усы и бороду, увидев, наконец, знакомое лицо того, кто посмел столь изощренно мучить любимого моего человека и убившего барона фон Мерка.
