Выбрав подходящее место, профессор начал располагаться со своими приборами. Он вырыл неглубокую ямку, установил в ней рудоскоп и лёг рядом с ним на землю. Затем он вытянул графическую трубку и забыл обо всём окружающем. Приступив к работе, он оживился и весь преобразился.
— Так, та-а-ак, диагонали подрагивают… Очень хорошо… Эх, снова отскочили, чёрт его подери! Нет, нет, нельзя допустить, чтобы… Совершенно непонятно… Какая-то фантасмагория!..
Он быстро собрал свои принадлежности и приборы с таким видом, словно хотел сказать каждому, кто бы сейчас его увидел: «Не всё ли мне равно, что ты об этом думаешь?». Затем он быстро пошёл к осыпям.
Его торчащая вперёд острая бородка придавала его лицу выражение крайнего упорства.
— И всё-таки я его найду! Оно здесь, здесь!
Не переставая бормотать, он снова расставил свои приборы.
— Ведь это же невозможно, чтобы диагонали подсказывали: «Ищи, старина, это здесь», а горизонтали говорили противное: «Вот, не желаю тебе подчиняться. И ничего без нас у тебя не выйдет!»
Задыхающийся, усталый, близкий к полному отчаянию, он лёг на горячий песок рядом со своим аппаратом и уставился в магический глазок рудоскопа. Торопливым жестом он потянул чёрную ленту, на которую прибор наносил графическое изображение. Красная линия на ленте металась как сумасшедшая, делая зигзаги то вправо, то влево. Внимательно следя за каждым движением иглы на чёрной ленте, профессор, поднимая целый столб пыли, тащил свой аппарат дальше. Продолжая свои наблюдения, он громко кричал: «Здесь, здесь!.. дрожит… неповторимо… чудесно!..»
— Манол! Эй, Манол! Ты ли это? Что ты тут копаешься в пыли, как воробей перед дождём? — раздался вдруг тонкий старческий голос. На осыпь вышла из кустарников худая фигура в расстёгнутой форменной синей тужурке, какие носят школьные и университетские служители, так называемые «дядьки».
Профессор Мартинов ничего не ответил, но скоро из-за пыльной завесы раздался его раздражённый крик: «Несовершенство, брак!» — как будто он кому-то выражал свой решительный протест.
Не обращая ни малейшего внимания на этот возглас, старый служитель опустился на песок, снял с головы фуражку и закурил трубку. Затем, повернувшись в ту сторону, откуда раздавались выкрики, сквозь табачный дым сказал:
— Ну, и жарища! Так и припекает, так и припекает! А в лесу прохладно, хорошо. Птички щебечут, красота!.. — Вышел сюда из лесу, смотрю — над осыпями пыль столбом и там, слышу, ты сам с собою о чём-то говоришь.
