– Я пойду в туалет, – как-то отрешенно произнесла Елизавета.
– Правильно, милая. Лучше сейчас. Трупу как-то в туалет бегать менее сподручно.
Когда она вернулась, он стаскивал с Корноухова брюки.
– Помоги, Лиза. Тяжелый он. И давай трусы снимем. Да не стесняйся ты – мужиков, что ли, голых не видела. Сейчас мы тебя покрасим.
Лобачев открыл бутылку и начал разбрызгивать ее содержимое на рубашку Корноухова. Затем он налил немного себе на ладони, растер и сделал два четких отпечатка на рукавах рубахи.
– Это, Лиза, настоящая кровь… Куриная! Еле достал… В Томилино ездил, на птицефабрику… А теперь ты на кровать ложись… Хорошее было платье. – Он взял нож, сделал несколько разрезов в районе груди и живота и обильно полил эти места куриной кровью. – А теперь создаем картину изнасилования. Ты уж извини, Елизавета, но юбку я подниму выше пояса… И теперь – главное.
Лобачев встал перед Елизаветой на колени и осторожно дотронулся до ее трусов. Она мягко отстранила его:
– Не сейчас, Федор… Не надо сейчас. Потом.
– Да, ты – прелесть, Лиза!.. То, что ты думаешь, это действительно будет потом. Но то, что я имею в виду – необходимо сделать сейчас… Он ведь взял тебя силой, предварительно разрезав ножом трусики… Освободив, так сказать, путь… Так что терпи, Елизавета.
Завершив создание картины места преступления, Лобачев торопливо убежал и вдруг чрез минуту вернулся:
– Я, Лиза, идиот. Я орудие преступления уволок. Сейчас мы ему в руку его и вложим. А ты спокойно лежи, Лиза. Ты глаза закрой и отключись. И главное, не дыши… по возможности!
* * *
Сознание возвращалось к Корноухову медленно.
Он сначала приподнялся, встал и только после этого с трудом открыл глаза…
Он все вспомнил, все: она не захотела, испугалась, схватила нож, а он…
Борис Петрович взглянул на лежавшую в неестественной позе, окровавленную, полуобнаженную Елизавету, затем посмотрел на себя и осторожно поднял вверх правую руку, в которой был зажат большой нож.
Значит, он отнял его у Елизаветы. А потом?.. Многого он не помнил. Неужели она так его околдовала и возбудила до потери сознания…
Да, он потерял над собой контроль и озверел… Эти вялые рассуждения Корноухова прервал визгливый окрик:
– Руки вверх! Не двигаться! – В комнату ворвались двое в милицейской форме. – Сержант, готовь фотоаппарат! Быстро!.. Этого субчика надо с разных сторон заснять… Отдельно – труп и общую панораму.
Корноухов стоял неподвижно, крепко сжимая в руке основную улику.
