– Видишь ли, у меня не движется работа над романом, надо еще много написать, а срок сдачи уже подходит. – И она, изо всех сил стараясь казаться убедительной, начала плести ему всякую ерунду. В конце концов ей удалось погасить подозрения сына, и она почувствовала, что он успокоился и снова повеселел.
Не разрешая себе распускаться, Джулия начала день как обычно. Она позавтракала – две большие кружки кофе, кусочек поджаренного хлеба, мед, – надела фланелевые брюки и белый шерстяной свитер, спустилась в кабинет на первый этаж и села за пишущую машинку «Валентина».
Излагая на бумаге свои неистощимые фантазии, Джулия отключалась от всего, что происходило вокруг. Она не слышала шумной возни из комнаты Джорджо, где он с товарищами якобы готовился к занятиям, не слышала шума пылесоса, которым орудовала Амбра в соседней комнате, не мешали ей ни лай собак на улице, ни грохот проносящихся грузовиков. Когда писатель работает, он погружается в мир своих героев, живет одной с ними жизнью.
Но сегодня все было иначе. Как Джулия ни старалась ухватить ускользнувшую от нее нить повествования, как ни тормошила своих героев, понукая к действиям, у нее ничего не получалось. Все ее мысли были о Гермесе.
Она пыталась вообразить себе, как он провел ночь – первую свою ночь в тюремной камере, вспоминала кадры вчерашнего телерепортажа и заголовки утренних газет, не оставлявших никаких сомнений в его виновности. Потом она стала думать о себе, о своей болезни, о заклятом враге, продолжавшем жить в ее теле, несмотря на то, что Гермес вырезал ей опухоль. Она была уверена, что этого беса не изгнать из нее никакими силами, даже справка о выздоровлении, подписанная самыми компетентными врачами, ее не убедит.
Джулия медленно плыла по течению своих безрадостных дум, надеясь, что забрезжит свет, но вокруг была непроглядная тьма. Болезнь преследовала ее, как наваждение, как бесплотный фантом, она чувствовала ее незримое присутствие, хотя и не ощущала никаких симптомов развития недуга. Но если она здорова, зачем же тогда Гермес назначил ей облучение? Все было так туманно, так зыбко, и одно она понимала четко: организм, который был с ней когда-то одним целым, предал ее.
Вдруг она остро почувствовала, что любит жизнь и не хочет с ней расставаться. Если бы она могла уловить источник этих таинственных сигналов, поддерживающих порядок в многомиллиардном клеточном войске, если бы она нашла местонахождение этого неуловимого центра, отвечающего за ее жизнь, возможно, она бы справилась с поломкой. Но ни она, ни даже Гермес не в силах пока разобраться в этой сложной структуре. Гермес… Может быть, она еще напишет книгу о нем и о себе. Об их взлетах и падениях, надеждах и разочарованиях, о светлом и темном, что было в их жизни, о любви, открывшейся ей в сорок лет, и о смерти, которая стоит на пороге…
