В шкафу больше ничего нет, за исключением двух мешков с афганскими серебряными рупиями.
– Сейчас же поезжайте к нам и сфотографируйте все это. Смотри, чтобы бумаги лежали в том же порядке, в каком они сейчас. Приезжай как можно скорее,- инструктировал я уполномоченного.
5 часов утра. Я только что водворил цепочку от часов на жилет консула, мирно спящего рядом с машинисткой. Остальные тоже спят, кто на кроватях, кто на диванах. Все сошло благополучно. Я доволен операцией. С наслаждением я выпил чайный стакан вина и лег на ближайший диван отдохнуть.
На утро разбудил меня Уколов. Консул только что открыл глаза. Я, протирая глаза, подбежал к нему.
– Ну, как спали, господин консул,- спросил я.
– Большое спасибо,- улыбнулся консул, стараясь скрыть головную боль.
Через час он собирался уезжать. Мы шумно прощаемся с ним и берем друг у друга обещание устроить еще такую же вечеринку.
Уже 10 часов утра. Я спешу к себе в ГПУ, чтобы посредством добытого шифра расшифровать собранные заранее копии секретных телеграмм "дружественного Афганистана!"
Глава X. Троцкизм среди чекистов
В кабинете секретаря Ново-Городского комитета ВКП (б) Епанешникова набилось человек тридцать. Дело было в конце 1923 года. За закрытыми окнами валил снег. В комнате стоял густой чад от накуренного табака. Маленькая открытая форточка была не в силах вытянуть густые клубы дыма, и воздух в комнате становился все более нестерпимым.
Однако никто из присутствовавших не обращал на это внимания. Собравшиеся представляли собой партийный актив городского комитета партии, и им сегодня
предстояло решить важнейший жизненный вопрос партии. Нужно было решить, кто прав и кто виноват в поднятой Троцким дискуссии перед съездом партии. Троцкого, книга "Уроки Октября" расшевелила всю партийную массу, ибо идеологи Центрального Комитета партии усмотрели в этих "Уроках" новую попытку Троцкого ревизовать ленинизм, новую попытку "протащить" троцкизм, пользуясь безнадежностью положения большевиков Ленина.
Партийный актив состоял в своем большинстве из председателей ячеек городских учреждений и предприятий, среди них присутствовал и я, как секретарь объединенного бюро ячеек войск и органов ГПУ. Все мы с нетерпением ожидали члена Центрального Комитета Межлаука, приехавшего только что из Москвы и назначенного докладчиком на нашем партактиве. Я, как, вероятно, и большинство из собравшихся, не читал еще книги "Уроки Октября" и знаком с затронутыми в книге вопросами по статьям в московской "Правде".Я заговаривал на эту тему то с одним, то с другим из секретарей, стараясь в беседе с ними выяснить для себя сущность разногласий в Центральном Комитете партии, а также прощупать мнение моих собеседников, но всюду наталкивался на один и тот же ответ: "Да голову ломать. Вот Межлаук сделает доклад и даст активы, по которым будем работать". Только один из присутствовавших, видимо, не разделял мнений собравшихся. Он сидел в стороне и смотрел на остальных, полупрезрительно улыбался. Это был председатель Хлопкового комитета Мамаев. Изредка к нему подходил секретарь комитета Епанешников и, обменявшись парой фраз, отходил с улыбкой сожаления и превосходства на лице.
