Лошадь посмотрела на своего хозяина выразительным, прямо-таки человечьим взглядом. Но тревоги в глазах ее не было. В них читалась как бы мучительная сосредоточенность.
— Что это, Михал? Билек слег?
Михал работал теперь у соседей, у владельцев «Отдыха в седле», но по старой памяти регулярно заходил в конюшню. Да старик один никогда бы и не справился.
— Не хочет жрать дерть.
Так, по сохранившейся еще с войны привычке, Михал называл отруби.
У пана Игнация ни сил не было, ни возможностей обеспечить лошадь кормом, в особенности сеном. Кормить Билека издавна входило в обязанность Михала, и он продолжал это делать, как нечто само собой разумеющееся. А пан Игнаций полагал, даже готов был присягнуть, что он единственный опекун Билека. Вообще Игнаций не любил заставать Михала на конюшне. Но на этот раз он обрадовался, так как нуждался в поддержке ввиду плохого состояния Билека. Михал, тоже уже старик — жизнерадостный, завидно бодрый, с лукавым взглядом и, что бы ни случилось, с неизменной улыбкой на тонких губах, — всегда оказывал благотворное действие на Игнация. Правда, имелась на то и другая причина: Михал знал, в каких домах по окрестным деревням тайно гонят самогон, и снабжал пана Игнация самогонкой всевозможных сортов — из сахара, картофеля и даже из яблок. Игнаций пристрастился пить в трудные военные годы.
— Что с ним, черт возьми? — спросил Игнаций. Михал снисходительно посмотрел на него: чего, дескать, задаешь глупые вопросы?
— Почему же Вонсицкий (то есть ветеринар) не дал ему никакого лекарства?
— У него зубов нема, — ему лекарство не поможет.
— А по ночам еще по саду шастает.
— Не только по ночам, он и днем подойдет к забору и все глядит на наших лошадей.
— На каких это «наших»?! — раздраженно переспросил Игнаций.
— Да пана Мазуркевича, из «Отдыха в седле».
— Значит, они для тебя уже «наши»?
— Да ведь я там работаю.
— По раньше-то ты у меня работал.
— А теперь-то там, — как бы простонал Михал.
— И до сих пор еще у меня работаешь.
— Да какие тут дела при доходяге этом? Много ли ему нужно.
— Напоил его?
— Он в речке напился.
— А больше не хотел?
Оставив и этот вопрос без ответа, Михал лишь пристально посмотрел на папа Игнация.
— Одолжите нам то седло, что у вас в кладовке лежит.
— Какое еще седло? — Игнаций не сразу сообразил, о чем речь.
— Ну, то, ладное, красивое. В самый раз будет для молодого пана, что с нашей Еленой приехал.
— Да кто он такой?
— А я почем знаю? Его все паном Себастьяном зовут.
