Несколько раз их пытались втянуть в свару, то пассажиры, та милиция. Но не удалось. Шакал и Задрыга лучше других понимали, что дорожные приключения хороши, когда они приносят хороший навар. На холяву не то рисковать, даже говорить не хотели фартовые.
— Гражданин! В качестве свидетеля пройдемте в отдел, — обратился сержант к Шакалу. Тот отвернулся.
— А он немой! Какой из него свидетель. И писать не умеет! — соврала Капка. И милиционеры посмотрев на Шакала, как на ископаемое, ушли из вагона чертыхаясь.
— Молодец, девка! От лягавых отца оградила! — похвалила Задрыгу старуха, сидевшая рядом.
Задрыга поняла, слышала старая, как говорила Капка с Шакалом. Но промолчала. Не выдала милиции. Хотя… Насильно сделать свидетелем самого Шакала никому не удастся.
Капка вздохнула, когда поезд подошел к городскому перрону, и впервые почувствовала настоящую усталость от общения с толпой. Она вымотала, издергала, утомила…
Задрыга успокоилась лишь когда оказалась в скором поезде. Малина уезжала в Калининград. Надолго или нет? На этот, как и на многие другие вопросы, пока не мог ответить никто.
На новом месте Черная сова устроилась в самом центре города, на боковой улице с милым названьем — Тихая. Стоило пройти несколько шагов, и фартовые оказывались в самой гуще горожан, в сердце города. Здесь были все торговые точки, здесь жила вся городская элита.
Местные фартовые появлялись в этом районе лишь в сумерках. Белым даем — не решались. Жили на окраинах, чтоб меньше попадать в поле зрения милиции и дотошных, крикливых, несдержанных на кулаки горожан.
В этом городе, как в капле мутной воды, водилось всякое. Жили здесь семьи военных — извечные кочевники, рыбаки и моряки торгового флота. На них держался весь город. Жили и строители, железнодорожники, авиаторы и врачи, учителя и прочая интеллигенция среднего сословия. Кишел город и собственниками, имевшими стой дома, участки, скотину. Но славился он тем, что здесь, как в каждом портовом городе, было много бичей — безработных моряков, каких списали с судов по болезни, за пьянство либо за воровство. Хватало тут и забулдыг — изгнанных за запои отцов семейств. Были и свои проститутки — доступные каждому за бутылку бормотухи.
Сам город, в отличие от разношерстных обитателей, поражал опрятностью улиц и дворов. Дома — немецкой постройки, выглядели как с картинки. Невысокие — двух-, трехэтажные, кирпичные с крышами из красной черепицы, толстостенные, непромокаемые.
