Работая над спектаклем, мы с Симоновым определяли для себя Антония как человека, который все меряет своими мерками: возможна греховная любовь, но невозможна подлость, допустимо забвение любви, но непростительно предательство. Антоний смотрит на мир глазами сильного человека, который не допускает мысли о поражении. Сильные люди часто бывают добродушными и снисходительными, а столкнувшись с подлое- тью, теряются и проигрывают. Такие характеры будто бы стесняются своей силы и порой считают окружающих чем-то вроде младших братьев, которых нельзя обижать. В этом наивном неведении они часто погибают, как подъеденное мышами дерею. Говорят, что слоны смертельно боятся мышей…
Антоний виделся нам именно таким, но нельзя сказать, что мы не принимали в расчет свидетельства Плутарха. Нет, наш Антоний был и кутилой, и греховодником, но общее стилистическое решение спектакля требовало, чтобы я изображал его в более благородной манере.
Мне сейчас трудно судить, каким в итоге получился Антоний. Несколько неловко говорить и о себе в этой роли: все равно или о чем-то пожалеешь, или что-то приукрасишь… Я старался сделать Антония земным и понятным. Именно этого подхода не поняли некоторые критики. Им подавай римского императора, владевшего половиной мира, — с особой осанкой и повадкой.
Вероятно, Антоний был действительно и величествен, и импозантен, а судя по Плутарху, красив и могуч. Но ведь я не играл историческую личность и не был обязан следовать точности портрета и биографии. А самое существенное в актерском деле — умение всегда петь своим голосом. Хоть слабым, зато естественным. И незачем пыжиться и ходить, будто аршин проглотил. Однако в связи с Антонием я в очередной раз задумался о том, что мне не следовало бы играть царственных особ. Но, поди ж ты, играл, и играл немало! И все без исключения мои короли и императоры наряду с серьезным, заинтересованным отношением со стороны критиков и зрителей вызывали эту злополучную реакцию: не король. Нет царской крови, слишком прост Наполеон, слишком обычен Ричард, мелок Антоний — слишком он земной и солдатский.
Стоит ли огорчаться по этому поводу? Думаю, нет. Конечно, прототипы этих героев были крупными и незаурядными личностями. Но их деяния не уложишь в одну пьесу, в один спектакль. Вместе с тем при всем их величии и значимости они были людьми. А театр занимается человеческими взаимоотношениями, а не царскими, полководческими, морскими, сельскохозяйственными, производственными и прочими специфическими делами. Человеческими! И только через человека он освещает все волнующие людей проблемы.
