— Можно попрыгать с голой жопой через костер. — Рудаков, вкусив расстегаев, стал брутален. — Вон, кострище еще на ходу.
Мы перевесились через ограждение веранды и поглядели на кострище. В неверном мерцании догорающего костра там обозначились два черных силуэта. Это Гольденмауэр о чем-то тихо разговаривал со своей спутницей. Мы услышали только то, как он пересказывает какой-то сюжет:
— И старуха говорит Германну: “Поднимите мне веки”. Он поднимает.
— Эй, Леня, айда к нам вино пить! — позвал Рудаков.
Тонким нервным голосом Гольденмауэр отчеканил:
— После того, как вино декупировано, оно должно быть шамбрировано.
Видно было, что он недоволен вмешательством.
— Чё-ё? — напрягся Рудаков.
— Шамбрировано! — сказал Гольденмауэр тверже, но чувствовалось, что голос его дрожит.
Рудаков забрался обратно за стол, но было видно, что его проняло. Вот кремень человек — шамбрировано, и все тут. Стоит на своем, уважать надо.
— А мы завтра купаться пойдем, — сказал Евсюков, выйдя из кухоньки и сбрасывая с плеч полотенце — как пришедшая на работу одалиска. —Можно и сейчас пойти — в темноте… Только направо не ходите — там
я сор всякий кидаю, дрязг и мусор. Просто стыдно сказать, что там лежит, пока я не вывез на помойку.
XVII
Слово о том, что совершенно невозможно отличить официальные версии
от неофициальных не только в сообщениях властей, но и во всех прочих случаях.
Костер умирал, но мы решили все равно перейти туда. Не хватало лавок, и Кричалкин ушел, и долго его было не видно. Потом послышалось пыхтение.
— Это еще зачем? — спросил Рудаков, глядя на Кричалкина, что тащил огромное колесо.
— Я знаю, откуда это, — сказал хозяин дачи. — Рядом с нами стоит колесный трактор. С него все время что-то снимают. И как это Кричалкин догадался попасть в общую струю?
Мы с Рудаковым сели на колесо, Синдерюшкин на свою бадью, а Кричалкина выгнали.
Кричалкин ушел и явился через двадцать минут с бутылкой водки. Снова ушел и вернулся с синяком под глазом. Синяк светился в темноте, и я понял, почему его называют “фонарь”.
Кричалкин ушел опять. Мы устали за этим следить — непростая была жизнь у этого человека.
— Знаешь, кого он мне напоминает? — заметил Рудаков. — Был у нас под Калугой, в деревне, такой мужик по кличке Капустный вор. Капусту, значит, воровал. Этот Кричалкин — такой же. Нигде не пропадет. А ты, Кравцов, что скажешь?
— Я? Я лучше дальше про себя расскажу, — сказал печально Кравцов.-— Я лучше расскажу вам неофициальную версию моей истории. Мы отмечали день рождения на работе. Все шло как нельзя лучше, и в прекрасном настроении я решил пройтись. Вижу ночной магазин — как тут не зайти. Собираюсь прикупить пивка и тут вижу машину — не то что очень помпезную, а так себе, и вот к ней из магазина выходит молодая женщина. Вслед за ней из магазина вываливаются двое пьяных и начинают к ней, то есть к женщине, а не к машине, грязно приставать. Я, натурально, на защиту. Первого положил, а второй сам лег. Одно слово, не умеет молодежь пить.
