— Ты думала, где будешь теперь жить? — поинтересовался Дэвид.
— Нет, конечно же. А ты считаешь, что уехать должна я?
Дэвид посмотрел на меня, и его взгляд был преисполнен такого убийственного презрения, что мне захотелось убежать, бросив все — мужа, дом, детей, — и никогда не возвращаться.
По преимуществу я хороший человек. Однако теперь мне кажется, что быть хорошим человеком «по преимуществу» — нельзя. Эти слова ничего не значат, если ты плох хотя бы в одном отношении. Быть хорошим во всем — кроме одного, в чем ты плох, — что это и как называется? Ведь люди все в основном — хорошие, не так ли? Они помогают своим близким, знакомым, сослуживцам, просто прохожим, наконец, и, если работа не позволяет им помогать другим, они просто поступают, как могут — как позволяют сложившиеся обстоятельства. В крайнем случае для очистки совести посещают спонсорские мероприятия. Нехорошо с моей стороны представляться доктором и все время напоминать об этом, потому что доктором я бываю только по будням. Профессия доктора сама по себе не является искуплением прочих грехов, сколько ни пялься на фурункулы в заднем проходе…
Дэвид известил меня, что на пару дней уезжает. Он не сообщил куда и не оставил даже телефонного номера — мой мобильный он прихватил с собой на экстренный случай. Однако я догадывалась, что он собирается отсидеться у своего дружка Майка (разведен, местный, хорошая работа, прекрасная квартира, в которой даже есть комната для гостей). Перед отъездом Дэвид заявил, что в моем распоряжении двое суток на то, чтобы поговорить с детьми (намек — мол, как только они узнают, до чего докатилась их мать, я от стыда должна буду немедленно собрать чемоданы и выместись ко всем чертям). Первую ночь я вообще не спала, чувствуя, что никогда не успокоюсь и не смогу прийти в себя, пока не отвечу на все без исключения вопросы, которые метались в моей голове, точно рыба в сети. Большинство этих вопросов (например: позволит ли мне Дэвид приходить по понедельникам вечером смотреть сериал про динозавров?) задыхались в толчее и умирали; зато несколько вопросов покрупнее, оказавшихся более живучими, доводили меня до изнеможения. Вот один из них: какие права останутся за мной? Видите ли, я ведь не хотела развода Да ладно, что там — хотела, но лишь до того, как увидела, сколь ужасна перспектива. Теперь я (почти) совершенно уверена, что делаю (почти) все, чтобы вернуть семейную жизнь на прежние рельсы. И потом, почему именно я должна объясняться с детьми? Коль скоро он не допускает мирной альтернативы, почему грязную работу должна выполнять я? А что, если я этого просто не стану делать? Что тогда — как он поступит? Я снова и снова лечу по замкнутой траектории. Нам никогда не выбраться из этой ситуации. Я никогда не смогу объявить детям, что покидаю их.
