Превосходно! Городской голова Челноков — кадет, подопечный Милюкова. С ним можно будет быстро договориться. Следует направить надежного человека, опыт последних часов показывает, что нельзя медлить ни минуты. А то и там, чего доброго, чернь додумается до своего Совдепа.
Михаил Владимирович вызвал думца Новикова:
— Без промедления поезжайте, уважаемый, в белокаменную. Проинформируйте местных деятелей о здешних событиях, установите связь с городской думой. Именно она должна стать регулирующим центром. Надлежит принять все меры, чтобы Москва не последовала примеру Петрограда. Если революционная анархия распространится на Москву, а потом и на всю Россию, нас ожидают неисчислимые гибельные последствия. И напротив, предотвратив выступления фабричных и солдат в Москве, можно будет опереться на нее для борьбы со смутьянами в Питере. Даю вам широкие полномочия. Держите меня в курсе дел по телефону.
3
Было примерно три часа дня, когда за воротами, за стенами «Бутырок» налился гул толпы, прорезаемый сигналами автомобилей.
Арестанты, работавшие в коридоре, бросили свои машины и припали к окнам. Феликс увидел: двор заполняют фигуры в шинелях, в черных пальто и куртках. А над шинелями и куртками — красное. Флаги!
Тюрьма огласилась радостными криками. Из окон брызнули под ударами стекла. Внизу грохочут двери, шаги.
— Товарищи! Вы свободны!
Но тут, в коридоре, — тюремные надзиратели. Лица белы. Пытаются вдавить свои дюжие фигуры в проемы стен.
— Отдавай ключи!.. Отдавай револьвер!..
И уже все несутся по коридору, крича что-то нечленораздельное. Отворяются одна за другой камеры. На волю! На волю!.. Кто бежит. А кто едва тащится, придерживаясь руками за шероховатую стену. Один ползет, падая на грудь и снова приподнимая тело на бессильных руках. На волю!..
В тюремной кузне выстраивается длинная очередь:
— Расковывай! Скорей!
Кузнец взмок. Непривычная работа. На потном, грязном лице хмельная улыбка. Те, кто не может дождаться, бьют по кандалам чем попало, сбивая цепи, раня ноги.
Феликс пробегает мимо кузни в цейхгауз. Найти свои вещи и переодеться.
Но уже пошла «гулять» уголовная братия: взяли цейхгауз штурмом, набились, рвут друг у друга чье попало, напяливают на себя по десять одежд, тащат узлы… Тьфу, пропади пропадом!
Он направляется к воротам. Посреди центрального двора — того, где еще вчера: «В затылок друг другу! Руки за спину!..» — полыхает костер. Из административного здания тащат охапками папки дел. В костер! В огонь проклятые «статейные списки»!.. Но среди тех, кто бежит с тюремными бумагами к костру, Дзержинский узнает и одного из офицеров администрации. Ишь старается!.. Или… Или концы в воду? Пытаются замести следы: кто был слухачом в общих камерах, какие сведения получены от секретных сотрудников… Надо бы остановить. Да разве затушишь огонь ненависти?.. Там, среди этих тысяч папок, и объемистое его дело. А в нем и письма Зоси, и фотографии Ясика. Но все равно этот костер — торжествующее зарево. Заря свободы! И не письма и фотографии — скоро он увидит своих родных!..
