У распахнутых ворот — море людей. Их, каторжников, узнают по одежде по бубновым тузам, нашитым на серые робы.
— Сюда, товарищи!
К ним тянутся руки. Охватывают. Поднимают. Несут. Несколько минут — и Феликс уже в кузове грузового автомобиля, заполненного вооруженными людьми. Не солдаты — рабочие.
— Скажите же, прошу, что произошло?
— Николашку спихнули! Революция!
Машина катит, пробиваясь сквозь толпы. Улицы полны народа. Всюду красное. Всюду — митинги. Кто говорит с балкона, кто — с тумбы объявлений или забравшись на ограду. Автомобиль сворачивает. Феликс ловит табличку: «Лесная». Поворот. «Тверская». Главная улица Москвы. Она тоже запружена людьми. Застряли трамваи. И машина едва движется вниз по Тверской. Они стиснуты в кузове. Рядом с Феликсом изможденный мужчина тоже с «бубновым тузом».
— Политический?
— Да. А вы какой партии?
— Большевик.
— Вот так!.. — протягивает руку. — Социал-демократия Польши. Феликс Дзержинский.
— Ян Рудзутак.
Какая-то площадь. Посреди нее — скульптура всадника со шпагой. Генерал. К шпаге привязан огромный красный бант. На постаменте, держась за бронзовую шпору, выступает оратор.
— Это — Скобелевская площадь, а вон — дом губернатора. Будете выступать?
— Не останавливай! Едем к Совету! Освобожденных товарищей ждут там!..
Автомобиль спускается к самому истоку Тверской, пересекает широкую, застроенную торговыми рядами Воскресенскую площадь. За нею возвышается Кремль. В просвете между Кремлем и темно-красным, с зеленой крышей зданием проглядывается Красная площадь и купола Василия Блаженного. Феликс узнает.
Машина останавливается у здания. Вход в него похож на боярское крыльцо.
— Приехали, товарищи! Это Московская дума. Сейчас здесь заседает Совет рабочих депутатов. Рабочие хотят, чтобы вы выступили!..
Дзержинского, Рудзутака, других снимают на руках, как детей, с кузова. И вот они идут. Толпа расступается. Лица повернуты к ним. В глазах, обращенных на их полосатые одежды, на их лица, — сострадание и радость.
Широкая лестница. Феликс с трудом, собирая силы, поднимается по ней. Бешено колотится сердце. Он пытается собраться с мыслями. Что он скажет освободившим его людям — им, свершившим революцию?..
Люди словно бы почувствовали их состояние. Снова протягивают руки. Поднимают. Несут.
Вносят в Большой думский зал. Сколько народу! Какие прекрасные, одухотворенные лица!..
Он знает, о чем будет сейчас говорить!..
4
От Могилева до Царского Села по прямой немногим более семисот верст. Генерал-адъютант Иванов рассчитал — с учетом всех возможных по зимнему времени задержек в пути, — что он прибудет на станцию назначения не позднее чем на рассвете первого марта.
