— Давай в штаб сходим, — предложил Андрюха, — все равно сидим без дела.
— Да ходил уже, все на шифрах, молчат, как партизаны. Слова путного не добьешься.
— Вот, блядь!
— Поехали, денег у заказчиков поклянчим, — находиться дома я уже не мог. Все прокурено и веет одиночеством. Запасы продуктов кончались, а голодать я не любил.
Мы проехали по вымершему городу в офис нашего самого важного работодателя. Застали там мелкого клерка, созвонились с директором, выпили кофе, денег не получили и разъехались по домам. Стало грустно и не уютно думать о завтрашнем дне. Все проблемы обострились в свете неизвестности, хаоса и отсутствия прибылей. Так весенний авитаминоз усугубляет чувство одиночества и вакуума вокруг тебя. Мы с Андрюхой владели небольшой фирмой по строительству автозаправочных станций, зарабатывали столько, чтобы не чувствовать себя неудачниками, но не так много, чтобы заинтересовать правоохранительные органы или рейдеров, обедали каждый день в симпатичном татарском ресторанчике, лениво строили планы на ближайшее время, переполняясь иронией и жалостью, как говорил хороший бородатый мужик, застрелившийся в шестьдесят первом году прошлого века от боли и пьянства — иронией и жалостью. Приятными сытыми чувствами людей, которых не волнует проблема поисков куска хлеба на завтрашний день, руки свободны, можно погрузить их в глину, испачкать краской или чернилами, можно просто выпить дорогого коньяку, рассматривая сквозь стекло бокала его изумительный маслянистый цвет. Вдруг, это все оборвалось по совершенно не зависящим от нас причинам — грубо, смело ураганом соломенные хижины на белом песчаном берегу — и мы, несчастные, слабые перед стихией туземцы, собирали подгнившие кокосы в пенном прибое, молясь злым каменным богам, раздирая до крови грудь ногтями в великой печали.
Я в очередной раз набрал номер Квакина. Женский равнодушный голос ответил, что абонент находится вне зоны досягаемости. Зло выругавшись, я нажал кнопку «отбой». Позвонил отец:
— Как настроение?
— Держимся, — неуверенно ответил я, — только не понятно, что делать? И, как обычно, кто виноват?
— В трудные минуты русский народ всегда терпел. Мы с матерью вчера на службу в церковь ходили. Все патриоты, монархисты, интеллигенция, честные офицеры в смутные времена обращались к православию… — отец любил, иногда, вести со мной духовно-просветительские беседы. Он был честным офицером в отставке, патриотом и, с недавнего времени — монархистом.
