Андрей подошёл ближе.
— И часто ты так делаешь? Для всех или только для Нади? А для меня? Тоже?
Настя не отвечала. Неподвижные зрачки её смотрели на Андрея. Она сейчас точно напоминала лягушку в пруду.
— Интересно, — Андрей показал деланно-равнодушный вид, — как Надя к этому отнесётся? Сразу тебя убьёт или нет?
Он отвернулся.
— Ладно, пойду скажу ей. Это будет забавно. А ты тут подожди. Она сама к тебе спустится.
— Нет! — Вырвалось у Насти. Ни то короткий выкрик, ни то хрип. — Нет! Не говори ей!
Андрей повернулся опять.
— Не говорить? Почему? Ты знаешь, что случится? Что? Скажи — мне интересно.
— Не говори!
Андрей быстро подошёл к Насте. Закрыл дверь на защёлку.
— Поднимай юбку, быстро!
Лицо у Насти сделалось белым.
Андрей улыбнулся ей доброй детской улыбкой.
— Ты хочешь, чтобы я сказал?
Потом подошёл вплотную. Настя, вдруг, схватила кухонный нож. Взмах — и кровь побежала у Андрея по руке. Он закусил губу. Посмотрел, как несколько капель упало на пол.
— Так, значит…
Резким движением Андрей перехватил нож. Одной рукой он схватил Настю за волосы. Другой — приложил ей лезвие к горлу. Настя смотрела на него большими квадратными глазами. Андрей с силой сжал пальцы, в которых держал Настины волосы. Потянул на себя. Настя скрипнула зубами. На губах её выступила капля крови.
— Ну, что, самочка? Нравится? — Спросил Андрей.
Потом аккуратно провёл по коже лезвием. Настя испуганно дёрнулась. Капелька крови сбежала вниз, на воротник сорочки. Андрей улыбнулся.
— Теперь мы уже почти в расчёте. Почти.
Он развернул Настю, ткнул её лицом в раковину, продолжая держать нож у горла.
…Всё заняло у него четыре минуты. Андрей бросил нож на пол и, удовлетворённо хмыкая, поправил штаны.
— Будешь меня знать.
Настя, обернувшись, смотрела на него. Такою Андрей её ещё не видел. Волосы разлохматились, лицо покраснело, кровь продолжала стекать из ранки на шее, пачкая белоснежно-белую сорочку… Но не это поразило сейчас Андрея, не это… В глазах у красивой, затравленной, уничтоженной самки, он прочитал такую боль, такую обиду, что понял, вдруг: эту обиду мог нанести только тот человек — единственный, ближе которого уже не бывает.
Андрей проглотил слюну. Он сразу всё понял. Понял презрительное отношение Насти к нему. Понял её насмешки-издёвки. Понял короткие взгляды мельком. Понял всё. Понял и то, также, что теперь поздно что-нибудь поправлять. Настя стала смертельным врагом. На всю жизнь.
— Харкнешь в стакан мне, — сказал Андрей, — живой не останешься. Не веришь — можешь попробовать.
