— Ясно, — сказал Панадель. — Что ж, будем молчать. Молчать, как корабли в океане.
Так они и сидели молча вдвоём. Каждый думал о чём-то, наверное, невесёлом, потому что вид у обоих был жутко сердитый.
Но вот наступила суббота, всем захотелось на праздник. И Якоб Борг с Панаделем тоже решили пойти. Чтобы не портить друзьям удовольствия.
В актовом зале школы расставили скамейки. Народу собралось много: и старшеклассники, и малыши. Как всегда, сперва пошумели, но потом начался концерт, и стало тихо. Были песни и фокусы, стихи и танцы, и каждому, кто выступал, хлопали.
Наконец на сцену вышел Принц Понарошку. На нём был костюм из голубого бархата, на шее белая шёлковая косынка. Он поклонился публике. Потом сел за пианино, открыл ноты, устроился поудобней на стульчике. Задумчиво, тихо тронул клавиши.
И заиграл.
Ах как он играл! Чем дальше, тем лучше. Можно было действительно забыть всё на свете. Все просто пришли в восторг. Стали не только хлопать в ладоши, но даже ногами топать и кричать: «Браво! Ура!» Прямо остановиться не могли.
А Катенька только смотрела, как Принц Понарошку раскланивается. В её глазах стояли слёзы радости.
Один лишь Бродяга морщился:
— Ну, может, это кому-то и нравится… Только не мне. Моряцкая бодрая песня куда лучше.
И он затянул:
— «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там…»
— Тише ты, — остановил его Якоб Борг. Панадель, оскорблённый, умолк.
А потом ещё вышла девочка в красном нарядном платье. Бродяга толкнул Якоба в бок.
— Кто такая? Ты её знаешь?
— Да, это Катя, девочка из нашего класса, — ответил Якоб.
— Симпатичная, — сказал Панадель.
— И вовсе ничего в ней нет симпатичного, — отвернулся Якоб.
— Да? А мне нравится. — Панадель почему-то казался довольным.
— Ну и бери её себе, — фыркнул Якоб.
— А чего ты так злишься, не понимаю? — удивился Бродяга. Катя, девочка в красном
платье, стала читать стихотворение. Ужасно длинное. В нём оказалось целых двадцать две строфы и после каждой строфы ещё вроде припева. Всё стихотворение было про то, что кому-то кто-то очень нравится, но он скорее откусит себе язык, чем скажет про это хоть слово.
И припев после каждой строфы был такой:
Про эту тайну никому
Я даже слова не скажу.
Учительница уговаривала Катю найти для концерта другой стишок, покороче, но та не послушалась. Ей нужен был только этот, со всеми двадцатью двумя строфами и двадцатью двумя припевами.
После третьей строфы Панадель толкнул Якоба Борга в бок:
— Ты ничего не замечаешь?
