В июне окончились школьные занятия, у Якоба Борга начались каникулы. По этому поводу решили устроить праздник, в субботу вечером. Договорились, кто будет выступать: петь, играть, показывать фокусы и читать стихи. Потом ещё намечалось угощение и танцы до самой темноты при свете разноцветных фонариков.
Все ходили взбудораженные, все готовились к празднику. Только Якоб Борг почему-то был мрачен. Всё сидел дома в углу, подперев руками голову, и думал о чём-то, наморщив лоб. Даже не говорил ни с кем, так переживал.
Да ещё Панадель ходил сердитый. Он тоже хотел выступать на празднике со своей моряцкой песней «По морям, по волнам». Но Катенька не разрешила.
— Ты — выступать? Выдумал тоже! Это же будет концерт! Настоящий концерт художественной самодеятельности. Ты хоть представляешь, что это такое?
— Чего тут не представлять? Я сам, если хочешь знать, художник, — гордо заявил Панадель.
— Ах, не спорь! От нас будет выступать Принц Понарошку. Знаешь, как он играет на пианино? Все от восторга ахнут.
— Не знаю. Я лично ни от какого восторга не ахну, это уж точно.
— Да у нашего Принца талант, пойми ты! Его можно слушать хоть целый день.
— Можно, конечно. Если только сперва заткнуть себе уши ватой, — пробурчал Бродяга себе под нос.
— Ах какой ты, Панадель! Ну, словом, выступать будет он, а не ты.
И вот Бродяга обиделся до смерти.
Он подошёл к Якобу Боргу (а тот всё молча сидел в углу) и пожаловался:
— Таланта у меня, говорит, нет, представляешь? Ладно, в субботу посмотрим, у кого есть талант, а у кого нет.
— Я на этот дурацкий праздник вообще не пойду, — сказал
Якоб, насупившись.
— Понимаю тебя. Какой же это праздник без моряцкой песни! — поддакнул Бродяга.
— Что я, сумасшедший, чтобы туда идти?
— Хорошо сказано! Они там, по-моему, уже все свихнулись.
— Я вообще не хочу больше ходить в школу.
— Вот это, пожалуй, чересчур, — возразил Панадель. — Из-за одной моряцкой песни так сразу плюнуть на школу.
— Да при чём тут песня! — отмахнулся Якоб. — У меня свои причины для огорчения.
— Что ты говоришь? Расскажи какие, — потребовал Панадель.
— Нет, об этом я рассказать не могу.
— Ага, значит, тайна. Вот и прекрасно! Давай выкладывай!
— Ничего прекрасного, наоборот, всё просто ужасно. А больше я ничего не могу говорить.
— Ого, значит, ужасная тайна! Ещё интересней! Нет ничего интересней на свете, чем толковать об ужасных тайнах. Ну, давай же, давай! — поторопил Панадель и даже слегка пихнул Якоба в бок.
— Нет, — отвечал Якоб. Вид у него был мрачный и решительный.
