Тогда Юра закричал на весь цех: «Ребята! Слышали новость? Савинов бросил девушку!»
Многие уже вернулись к этому времени из столовой и сидели за своими столами без дела. Обеденный перерыв еще не кончился, им было скучно, и они обрадовались развлечению.
«Ай-яй-яй», — сказал один. «И надо же — с ребенком на руках!» сказал другой. «Хорошо еще, что не двойня», — добавил третий. «А что? — сказал четвертый. — Савинов и двойню может. Это ему запросто». «Это дело несложное, — сказал пятый. — Это не конденсаторы проверять». «Ладно, кончайте о конденсаторе! — крикнул Юра. — С каждым могло случиться».
И они начали сначала. Обеденный перерыв все длился и длился.
«Конденсатор — это пустяки, — сказал первый. — Речь идет о судьбе человека. Бросить женщину с ребенком — надо же!» «А какая она из себя?» — спросил второй. «Сила! — ответил Юра. Я хотел к ним пристроиться, так Савинов царапаться полез: иди, говорит, откуда пришел, нам некогда, мы в кино… А между прочим, вел двух сразу». «Ну и артист!» — сказал третий. «А это не треп, что у него отец — настоящий артист?» — спросил четвертый. «Ведущий артист драмтеатра, — сказал пятый. — Играет люкс!» «Культпоход бы организовать на савинского папашу», — предложил шестой. «Не отвлекайтесь, — сказал седьмой. — Человек бросил девушку с ребенком, а вы о культпоходе».
И они продолжали дальше. Я не дослушал, вышел во двор. Здесь было холодно. Еще вчера стояла солнечная, почти летняя погода, а сегодня небо заволокло тучами. В заводском сквере дул сырой, холодный ветер, он свистел в ветвях тоненьких деревьев, но взять с них было уже нечего — все листья давно облетели, и деревья только гнулись.
В аллее стоял директор. И с ним какие-то люди. Они что-то говорили, жестикулируя, но слов не было слышно, ветер относил голоса. Директор морщился то ли от неприятного разговора, то ли от ветра, бившего ему в лицо.
Он увидел меня и поманил пальцем. Я подошел, и он положил мне руку на плечо, продолжая слушать. Говорившие поглядывали на меня — наверное, они думали, что я директорский сынок. «Ладно, составьте докладную, разберемся», — сказал директор, и они ушли.
«Ну, как жизнь, путаник? — спросил он у меня. — Как товарищи относятся? Игорь Петрович не притесняет?»
Я пожал плечами — просто так, не зная, что ответить. Но директор понял этот жест иначе. «Ничего, — подбодрил он. — Потерпи. Главное, нашел мужество признаться. Таким и оставайся — честным и принципиальным».
