Никто никогда не сказал ей: «Прочитаете потом, а сейчас слушайте меня». Такой уж она имела авторитет.
С нею по-прежнему было интересно. Когда выдавались промежутки между работой, она становилась словоохотливой и веселой, одну за другой рассказывала интереснейшие истории, и все они были из корректорской жизни. Но приносили полосы — и рассказ прерывался на полуслове. Ольга Павловна набрасывалась на газетные полосы, как я на обед в столовой. В корректорской наступала почти ночная тишина.
И тут проявлялась одна из странных особенностей Ольги Павловны. Почти ночная тишина время от времени нарушалась. Раздавался тихий ликующий смех. Как будто человеку приснился райский сон.
Это означало, что Ольга Павловна нашла ошибку.
Я же никогда не смеялся. Я работал беззвучно. Я молча исправлял ошибки и не радовался тому, что нахожу их, наоборот, злился, потому что они мешали мне читать.
Но когда я прочитывал статью и ошибки не находил, то злился еще больше, потому что мне становилось жаль бесполезно потраченного времени. «Зачем же я читал? — говорил я себе. — Если б знал, что нет ошибок, ни за что не стал бы читать».
Вот и получалось, что у меня совершенно не было поводов для радости.
А Ольга Павловна радовалась беспрерывно. И находя ошибки и не обнаруживая их. «Молодец, Корнеева», — бормотала она про себя, если ошибок не было, или: «Неплохо, Игнатьева». Это фамилии линотиписток. Она хвалила их за то, что они сумели набрать статью грамотно.
Она любила рассказывать мне, как, прочитав, например, вместо «было» «блыо» и исправив эту опечатку, она шла в наборный цех и объясняла какой-нибудь молодой линотипистке Озеровой, допустившей эту ошибку: «Дорогая, у тебя правая рука опережает левую. Обрати на это внимание». И как эта Озерова сначала недовольно фыркала, потому что «молодежь не любит, когда ее учат», а потом соглашалась и принимала замечание во внимание, так как Ольга Павловна объясняла ей, что опечатки типа «блыо» характерны для тех, у кого есть недостаток «забегания», когда одна рука работает быстрее другой.
И кончала она свой рассказ с радостной улыбкой, говоря, что теперь — она надеется! — Озерова будет работать лучше.
Вообще Ольга Павловна была умной женщиной, но корректорское дело любила с такой силой, что иногда выглядела глуповатой. Например, она считало, что все лучшее в нашей жизни происходит благодаря корректорам. Однажды она сообщила мне. что даже революции здорово помогли прогрессивно настроенные корректоры.
