- А плоо-ооов... Зачем плоо-ооов... он же ж в ма-аасле...
Шаадийа ткнулась звенящим динарами лбом в плечо:
- Риску тоже покушай. Растрясет, правду, клянусь Всевышним, правду тебе говорю. Растрясет.
А рабыня - вся такая верткая, темно-смуглая, до глаз в черную абайю замотанная, замурлыкала из-под покрывала:
- А я вижу, госпоже нездоровится... Сливки моченой хочется... А что ж, от нашего господина, говорят, нынче все беременеют после первой ночи...
- Пошла вон! - гаркнула из-за плеча Шаадийа.
- А что сразу пошла вон! - обиделась черноспинная таифская змея. - Вон ведь в хадисе сказано: спросили у Хинд, "что у тебя в брюхе, о Хинд!". А она ответила: "Чернота ночи и близость подушки!". А госпожу нашу как раз так и зовут, на удачу...
- Пошла вон! - еще злобнее рявкнула Шаайдийа.
Таифка зашипела и отползла от ковра.
Всех этих невольниц купили в Басре перед походом. И все они - все до единой - ненавидели их двоих. Кахраману - за то, что выскочка. К тому же опальная. Великая госпожа, усмехаясь, процедила: "Да будешь ты жертвой за своего господина, о Шаадийа! Отправляйся в великий поход и береги нашего повелителя! Вернешься - я пожалую тебя именем Верная, Амина!" Угу, огромная честь. Ну а ее - понятно за что. Каждая из этих змеюк с насурьмленными веками видела себя под халифом после того, как Афли получил приказание найти эмиру верующих невольницу.
Мда, Афли. Хорошо на ней нажился этот хитрый скопец. Она положила перед ним кажаную сумку с тысячью динаров. А евнух все сидел и улыбался - уклончиво. И тогда она сняла с себя браслет - а он, невозмутимый, поднял подол рубахи: клади, мол, сюда. Она кинула браслет ему на колени. А он все не отпускал края ткани. Тогда она сняла все браслеты с правой руки, потом браслеты с левой руки. Потом ожерелья. Потом налобную повязку с динарами. Потом ножные браслеты. Последними она положила евнуху в подол расшитые жемчугом туфли. И только тогда Афли поклонился и ушел. Выдав ей свидетельство об иштибра и рекомендации - поддельные, конечно. Ну и копию купчей, в которой она значилась как "Хинд, двадцати трех лет отроду, из Магриба". Единственной правдой в этой купчей были сведения о ее происхождении - так что, если вдуматься, не так уж дорого она и отделалась.
- Ты ешь, ешь.
- Ага...
- Слушай, а может... ты это... и вправду... того... Ну, как Арва...
- Тьфу на тебя!
- А чего тьфу-то сразу?
- С одного раза?
