Летняя рапсодия [Сборник] | страница 7



— И ты хочешь, чтобы я поверила, что после тринадцати лет отсутствия ты вернулся домой с пустыми руками…

— Ну почему же с пустыми, — усмехнулся он. — Я вернулся с девятимесячным сыном, которого нужно вырастить. Крессида, царствие ей небесное, должно быть, знала, что однажды я…

— Знала, что ты ничего не добьешься в жизни, Люк Бранниген! — бросила Уитни. — Слава Богу, что твоя бабушка до этого не дожила!

— Ну, в этом я с тобой не согласен, — спокойно сказал он. — Но сейчас мне не до споров. Я в дороге со вчерашнего дня и совершенно вымотался. Если ты покажешь, где бы мы могли устроиться… — Он подошел к дивану, осторожно взял на руки малыша и легко закинул за плечо огромную и битком набитую полотняную сумку. — Я бы не прочь отдохнуть.

Уитни приложила руку ко лбу и почувствовала, что ее пальцы дрожат. Неужели ей от него не отделаться? Неужели она действительно не может продать поместье? Как же ей в таком случае быть? Эдмунд Максвелл сказал, что у Крессиды совсем не осталось денег; у нее самой на счету всего около двух тысяч, это почти что ничего, принимая во внимание, сколько денег понадобится, чтобы восстановить виноградники Изумрудной долины.

— Можешь расположиться в комнатах отца. — В смятении она отбросила волосы назад за спину.

— Я бы не хотел жить в комнатах отца. — Он сжал зубы. — Как насчет той, с видом на бассейн?

— Нет, — сказала Уитни жестко. — Она — моя.

— Тогда я займу соседнюю. — Он вопросительно поднял брови. — Есть возражения?

«Да, — хотелось ей закричать. — Есть, и большие».

Ей вовсе не улыбалось, чтобы он расположился в соседней с ней комнате.

— Пожалуйста. Пока что — пожалуйста.

Ребенок зашевелился, захныкал. Люк рассеянно чмокнул его в макушку, прикрытую смешной голубой панамкой. Глядя на них, Уитни почувствовала, как что‑то сжалось у нее в груди. Люк же повернулся на каблуках и вышел из комнаты. Она смотрела ему вслед и никак не могла понять, почему это вдруг так расчувствовалась. Может, из‑за контраста — Люк так жесток и неуязвим, а малыш доверчив и беспомощен? Или заботливый отцовский жест так тронул ее сердце? Ей не хотелось верить, что он способен на нежность, — она предпочитала считать его ужасным, высокомерным, несносным…

Только тогда с чистой совестью она использует любую хитрость, чтобы избавиться от неожиданного гостя. Где же мать ребенка? Жива ли она? Женаты ли они? Разведены? А может, они до сих пор в браке, но тогда почему она не здесь, с ним и сыном?