— А после сегодняшнего... ваш приказ явиться к вам... это и есть «меры»?
— Да, пожалуй. На первый случай. Сегодня самое главное, чтобы вы поняли свои обязанности. И возможности.
— Хорошо. Я учту. Только я с этим не согласна. Разрешите идти?
Реут сказал «да» и почувствовал, что надо было сказать другое: «Что именно вы учтете?» Но дверь уже захлопнулась. Он только успел взглянуть еще раз на синюю вязаную шапочку — ту, что сменила вдруг видавший виды берет матроса Алферовой.
Кое-что неизвестное боцману мог узнать третий помощник Тягин. Но ему не повезло. Он услыхал, как Полетаев назвал фамилию «Алферова» и произнес несколько слов, относящихся к какому-то нерядовому, явно нерядовому случаю, поскольку говорилось это старпому, да еще за ужином, а вернее — когда ужин в кают-компании завершался.
Ушли радисты, второй штурман, доктор. Только на дальнем конце стола, где было место Тягина, еще не окончилась трапеза, продленная сверх меры разговором.
Капитан и старпом сидели вдвоем среди пустых кресел, пили чай, и Тягину показалось, что ничего страшного не произойдет, если он поставит на радиолу свою любимую пластинку — не то польку, не то фокстрот под названием «Бир бэррел» — «Бочка пива». Музыка немецкая, но страшно, говорят, популярная в Америке. Он встал и пошел к противоположной стенке, где стояла радиола, и вот тут-то услышал, как Полетаев сказал: «Алферова». Третий помощник насторожился и подумал, не зря ли он решил огласить «Бир бэррел»: начальству может не понравиться. Но дело было сделано, оркестр заиграл, и третьему пришлось отправиться на свое место — против развалившегося на диване лейтенанта, начальника военной команды «Гюго».
Ни Полетаев, ни Реут, однако, на музыку внимания не обратили. Говорили не торопясь, попивая крепкий, коричнево светящийся чай.
Полетаев вообще колебался, стоит ли начинать разговор здесь, в кают-компании, да так уж получилось, сказал:
— Знаете, Вадим Осипович, Алферова от вас пришла прямо ко мне.
— Жаловаться? — усмехнулся Реут.
— Да нет. Скорее выразить протест.
— Против чего? Я ее не наказывал. Вежливо попросил не баламутить команду.
— Вот именно против вашей вежливости она и протестовала. Требовала выговора или принципиального разговора. Насколько я понял, боцман досаждает команде мелкими придирками, излишне шумлив.
— Боцман у нас отличный, Яков Александрович. Давайте проще: матросское дело не вышивание гладью. На вашем месте я бы попросил Алферову не беспокоить вас по пустякам.
