— Ты и есть предводитель путешественной команды?
— Точно так, ваше превосходительство.
В канделябрах видимо-невидимо свечей. На полу ковер. Во всю стену портрет императрицы Екатерины II.
На губернаторском столике рядом с мраморной чернильницей покоился китайский божок с резной головкой, которая ходила взад-вперед, как маятник. Раскосая рожица божка, ощерив узкий рот, посмеивалась.
Вперед — назад. Ха-ха-ха.
Назад — вперед. Ха-ха-ха.
— Ваше превосходительство, у меня письмо. — Зуев вытащил из кармана вдвое сложенный лист бумаги.
Чичерин читал:
«Предъявитель сего императорской Академии наук господин Василий Федоров Зуев для исправления научных целей отправлен в город Тобольск и севернее. Чего ради учрежденная при Академии наук комиссия просит господ начальников, имеющих на заставах команду, чтобы благоволено было господину Зуеву чинить беспрепятственный ПРОПУСК. Комиссия просит оказывать такое же содействие и господ начальников губерний».
Однако… Чичерин не знал, что и сказать. Эких юнцов направляет Академия для исправления научных целей. Бумага, впрочем, произвела должный эффект. Господин Василий Федоров Зуев заинтересовал его, помимо службы.
— Ты кто ж таков?
— Гимназист при Академии. Был Палласу рекомендован учителями моими. Теперь путь по Оби и до моря определен для самостоятельных изысканий.
Чичерин вышел из-за стола.
— Дворянин?
— Из разночинных. Отец в солдатах.
— Сколько у тебя народу?
— Чучельник, егерь.
— Не страшишься идти в тундры?
— Привычка рождает вторую натуру.
— Я распоряжусь, чтобы вас троих от моего имени снабдили амуницией, провиантом, упряжкой. Потребно оружие?
— Ружья для охоты есть.
— Стража нужна? Деньги?
— Не нуждаюсь в страже, ваше превосходительство. А деньги выданы.
Чичерину понравился ответ Зуева о «второй натуре».
— Как же без стражи?
— Оружье наше простое — перья гусиные, да глаза, чтоб видеть, да уши, чтоб слышать.
— Тебе, братец, с твоими речами идти по части дипломатической.
Генерал-губернатор славился строгостью, был жесток с подчиненными. Этот юнец из худородных был не так прост, как показалось на первый взгляд, и в голосе Чичерина пробилось живое, неподдельное участие. Он расспрашивал Зуева о Палласе, о самой сибирской экспедиции, замысленной Ломоносовым.
За окном вихрилась, подвывала мартовская пурга.
В сплошном белом мареве растворились кремлевские колокольни.
Метель скрыла из глаз ледяной наст Иртыша.
Разговаривая, Вася разглядывал бронзового купидона, который держал фарфоровую вазу, раскосые восточные маски, развешанные по стене. Маска из бересты с наклеенными седыми волосами уставилась на Зуева пристально и пугающе.
