Без лука и чеснока хоть пропадай. Воспалились десны и у Ерофеева. Не мытьем, так катаньем тундра свое возьмет: в топь не загонит — цингой достанет.
Ерофеев уже не угрозами, а мольбой тронул сердце Зуева.
— Не неволь, жить хочу.
Непривычно было видеть казака таким раскисшим, жалким. Он плевал кровью.
К вечеру уснули в нартах.
Утром Зуев первым продрал глаза.
— Вану!
Остяк скинул ноги с нарт.
— Ехать?
И тут Зуев увидел, что нет третьей — ерофеевской — запряжки.
— Ёх, ёх, ёх, — сказал остяк и присел на корточки.
10
Зуева не переупрямишь. Сколько можно исполнять волю мальца? Ему и своя-то жизнь не дорога. Да что он вообще о жизни знает — где бывал, что видел, какие муки испытал?.. О других ли ему думать? Два раза пустоглазая махнула косой — предупредила. Это знак! Вертаться, вертаться!
Ерофеев поднял голову. Зуев и Вану спали крепко.
Рундучок зуевский тут же — руку протяни. На что теперь Василию деньги?
Казак вспомнил, как в амбаре пообещал Зуеву вырыть при дороге ямку — хилый, в этапе не выдержит. Усмехнулся: и ямку некому будет выкопать.
Казак нашарил в рундучке деньги.
Бесшумно запряг пару важенок в нарты.
В ту ночь негаданно выпал снег.
Впереди Ерофеева ждала жуткая, бескрайняя равнина Тае-Ввы…
11
Утренние студеные часы перешли в дневные.
Может быть, впервые в жизни Зуеву стало одиноко и страшно. Остяк совсем, кажется, обезумел. Будь прокляты тундра, залив, беспутное путешествие. Угробил старика Шумского, не распознал проводника, доверился случайному казаку.
— Ёх, ёх, ёх, — стенал Вану. — Жрать нечего. Ёх, ёх, ёх. Плохо Вану. Плохо Васи. Ёх, ёх, ёх.
Что за звериное причитание!
В отчаянии Зуев крикнул:
— Заткнись!
И Вану затих, точно пробкой заткнул глотку.
Снег растаял, ягель поблескивал от капелек, сочился под подошвами, как губка.
Зуев поднялся, в руках его был тяжелый дробовик. Не целясь, выстрелил. Через несколько минут ощипывал гуся. Перо, пух разлетались в разные стороны, забеляя мох.
Какое-то неистовство проснулось в нем — оно требовало действий, беспричинных слов, истошного крика.
Потрогал лоб. Знобило.
Разжигая костер, Вану со страхом поглядывал на Зуева. Никогда дичь не бил — сам пошел стрелять. Не похож на себя. Орет, а слезы по щекам катятся.
Зуев привалился к нартам. Так он долго лежал прикрыв глаза. Невпопад пришли на память вирши, читанные Шумским: «Священник на восток, на юг астроном зрит. Географ к северу, а к западу пиит…» Отчего стихотворец так распределил стороны света? На юг астроном зрит… Почему на юг? Географ к северу… Тут хоть смысл есть. Впрочем, какой он, к шуту, географ? Гимназей недоучившийся…
