— А кто из них Роберт Ноулз? — живо поинтересовался Найджел. — Я много слышал о нем и его подвигах.
— Вон тот высокий, суровый человек в желтых шелках. У него нет бороды, а губа рассечена. Он немного старше вас, отец у него сапожник в Честере, а он уже получил золотые шпоры. Смотрите, как он сует руку в блюдо и вытаскивает куски мяса. Он привык есть из походного котелка, а не с серебряных блюд. А вон тот чернобородый здоровяк — это сэр Бартоломью Бергхеш, у него брат — приор в Болье. Живо, живо! Подают кабанью голову, надо очистить тарелки.
В те времена манеры наших предков за трапезой были, на взгляд современного человека, странным смешением утонченной роскоши и грубости. Вилок тогда еще не знали, их заменяли большой, указательный и средний палец левой руки. Брать пищу другими пальцами было дурным тоном. На устланном камышом полу, рыча друг на друга и время от времени вступая в драку из-за костей, которые им бросали сидящие за столом, лежало множество собак. Обычно тарелкой служили куски грубого хлеба, но на высоком столе короля ели с серебряных тарелок; с каждой переменой оруженосцы должны были их обтирать. С другой стороны, столовое белье было очень дорогим, а блюда, которые подавались с таким шиком и величественным церемониалом, что мы и представить себе не можем, были необычайно разнообразны, и каждое являло собой чудо кулинарного искусства, незнакомого современным банкетам. Кроме мяса всех наших домашних животных и дичи стол разнообразили и такие удивительные деликатесы, как блюдо из ежа, дрофы, дельфина, белки, выпи и журавля.
О каждой перемене блюд возвещали громкие звуки фанфар; вносили блюда слуги, одетые в ливреи; они шли по два в ряд, а впереди и позади шествовали румяные церемониймейстеры с белыми жезлами в руках, которые были не только знаком их должности, но и оружием на случай дерзкого посягательства на блюда по пути из кухни в залу. За кабаньими головами с позолоченными клыками и размалеванными пастями, последовали удивительные пироги в форме кораблей, крепостей и тому подобное с сахарными матросами и солдатами, которые скоро потеряли головы и тела, не устояв против натиска проголодавшихся. Наконец появился огромный серебряный сосуд в форме корабля на колесах, наполненный фруктами и сластями, который катили вдоль рядов гостей. Слуги подавали фляги с гасконским, рейнским, канарским и ла-рошельским винами. Но век этот, хотя и был веком роскоши, не был привержен пьянству; более здоровые норманнские обычаи взяли верх над разгулом саксонских пиров, когда гость, вышедший из-за стола на своих ногах, клал тем самым пятно позора на своего хозяина. Честь и доблесть несовместимы с дрожащими руками и мутным взором.
