В ярком свете прожекторов и осветительных снарядов «Хейнкель-111» можно было рассмотреть в малейших деталях. Но и стрелкам бомбардировщика приближающиеся перехватчики тоже были отлично видны. Один из «Яков» при подходе к «хейнкелю» попал в мощный воздушный поток его двигателей. «Як» крутануло вокруг своей оси. Истребитель опрокинулся в штопор, и пилоту пришлось срочно покидать его с парашютом.
Рублев открыл огонь по «хейнкелю» со ста пятидесяти метров, метя в правый мотор, и, как ему показалось, попал. От двигателя оторвались куски металлической обшивки. В это время стрелок с бомбардировщика, а скорее всего, свои же зенитчики, которые даже после появления в световом прожекторном поле «Яков», продолжали некоторое время утюжить небо разрывными снарядами, подбили самолет второго ведомого Рублева. Константин услышал в наушниках шлемофона взволнованный и разочарованный голос сослуживца:
— Командир, у меня поврежден мотор, выхожу из боя… Буду тянуть на аэродром…
В этот момент Рублев уже находился метрах в пятнадцати от бомбардировщика. Красные огоньки вражеских трассирующих очередей мелькали и проносились чуть выше и в стороне от «Яка». Неожиданно для себя Константин оказался в «мертвой зоне», недоступной для огня бортовых стрелков «хейнкеля». Верхний пулеметчик «Не-111» не видел истребитель, притаившийся за высоким килем и стабилизаторами бомбардировщика, а его товарищ по экипажу, находившийся у нижнего MG-I5,[44] тоже не мог поймать в прицел «Як», висящий где-то за хвостовой балкой. Костя злорадно представлял себе, какой переполох сейчас творится в кабине вражеского самолета. Словно в подтверждение его мыслей бомбардировщик в панике начал беспорядочно сбрасывать свой смертоносный груз и разворачиваться.
Рублев дал длинную очередь трассирующих снарядов. «Як» воинственно задрожал. Лейтенанту было отлично видно, как снаряды рвутся под правым крылом, под кабиной пилотов и по центру фюзеляжа бомбардировщика. Ярко вспыхнул правый двигатель «хейнкеля».
Стекло кабины «Яка» забрызгало темным непрозрачным маслом из разбитого мотора жертвы.
— А! Не нравится! Пустил тебе поганую кровь! — радостно воскликнул Костя. Ему пришлось даже открыть фонарь[45] кабины, ибо запачканное маслом стекло ограничивало боковой обзор. Хорошо еще, что масло не попало на козырек фонаря, иначе управлять самолетом и вести огонь стало бы очень затруднительно. Морозный воздух обжигал лицо, но в горячке боя Рублев не обращал на это внимание.
