Котляр быстро перебил:
— Не заблуждайтесь, Илья Григорьевич! Товарищ Сталин все знает. Помните об этом. Помните, и ни в коем случае не горячитесь при разговоре. Пуще же всего остерегайтесь возражать! Могут быть обстоятельства, вам совершенно неизвестные, зато известные товарищу Сталину. Ясно?
— Последую вашим советам, товарищ генерал! — пообещал Илья Григорьевич.
В первую кремлевскую проходную Старинов вошел в 21 час 30 минут. У него проверили документы и наличие оружия. Оружия у него с собой не было.
Такая же точно проверка во второй проходной. В 21 час 50 минут он подошел к двери в приемную И. В. Сталина. Волнение было очень сильным.
В уютной, наполненной тишиной комнате уже сидели двое приглашенных, видно, раньше Ильи Григорьевича. Они были собранны, неулыбчивы, на коленях у каждого папка с бумагами.
Работники приемной предложили подождать.
Через некоторое время Старинову сказали:
— Товарищ Сталин принять вас не может. Вас примет товарищ Мехлис.
— Но мне нужно к товарищу Сталину! — возразил Илья Григорьевич.
— Пойдемте к товарищу Мехлису.
Первое, что бросилось в глаза в кабинете Мехлиса, — письмо Военного совета Юго-Западного фронта, лежащее на столе армейского комиссара первого ранга. Это обнадеживало!
— Слушаю вас, — выслушав представление, угрюмо сказал Мехлис.
Старинов начал излагать суть дела, но на третьей или четвертой фразе был прерван:
— Не о том говорите! Не это сейчас нужно!
Мехлис отодвинул письмо Военного совета, поднялся, вышел из-за стола и, расхаживая по кабинету, стал упрекать Илью Григорьевича и авторов письма в безответственности — о каких минах, да еще замедленного действия, о каких «сюрпризах» может идти речь, если армии не хватает обычных снарядов и нечем снаряжать авиабомбы?
— Глубокий вражеский тыл, коммуникации! — с едкой иронией воскликнул Мехлис. — Вы что, с неба упали? Не знаете, что враг стоит под самой Москвой?!
— Но мы учитываем…
И снова Мехлис перебил:
— Учитывать надо, что наступила зима! Что надо полностью использовать те преимущества, какие она дает! Нужно заморозить гитлеровцев! Все леса, все дома, все строения, где может укрыться от холода враг, должны быть сожжены! Хоть это вам понятно?!
Илья Григорьевич осторожно заметил, что леса зимой не горят и что они — база для партизан. А если жечь деревни — лишатся крова советские люди, оставшиеся на оккупированной территории.
Возражение лишь подлило масла в огонь. Мехлис обозвал Старинова и Невского горе-теоретиками, слепцами, потребовал передать генералу Котляру, что Подмосковье нужно превратить в снежную пустыню. Враг, куда бы он ни сунулся, должен натыкаться только на стужу и пепелища, и, наконец, разрешил идти.
