- Пора готовить ужин, - шевельнулась я. - Скоро Юра придет.
- А, проснулась?
Митя отодвинул стул, встал, подошел ко мне, сел на тахту.
- Поспала немного? Хочешь еще поваляться?
Сделав над собой усилие, я встала. Надев халат, спустилась в кухню, поставила на огонь воду. Сегодня на ужин деликатес - каша. Гречку привезли из Москвы и расходуем очень бережно.
Митя спустился за мной следом.
- Ух ты-ы-ы, как пахнет!
Он с тревогой, искоса поглядывал на меня, но к разговору не возвращался. Уселся верхом на стул и с удовольствием наблюдал, как я кашеварю.
- Переезжай ко мне, солнышко, - ласково сказал он. - Будешь так вот хлеб резать.
- А институт?
- Подумаешь... У нас, в Москве, что ли, нет институтов? - Он явно обрадовался, что я молчу о Саше. - Уж как-нибудь найдем тебе место.
- Место... - уязвленно протянула я. - Разве только в нем дело? А как же Алена?
- Так, может, самое время забрать ее из Самары? Пока она не схватилась с милицией врукопашную.
Прямо зло берет: что он, в самом-то деле? В качестве кого поселюсь я в Москве?
Так я и спросила.
- В качестве жены, конечно, - тут же ответил он.
Ну вот, опять!
- У меня уже есть один муж, - резко, даже, пожалуй, грубо отрезала я.
- Да какой он тебе муж? Ничего себе, спутник жизни! - заорал в ответ Митя. - Отвалил на край света, а ты тут как знаешь!
- Уж какой есть, - проворчала я. - Все равно - муж.
- Вот как? - совсем рассвирепел Митя. - А я для тебя кто? Развлечение?
- Эй, что за шум? Промок как собака.
Это пришел Юра. Вовремя, надо сказать, пришел: не знаю, что бы мы наговорили друг другу. Может, из-за грозы - совсем осатанела к ночи, может быть, из-за шторма - грохотал, как курьерский поезд, а может, из-за того, что стремительно таяли дни нашего здесь пребывания и мы скучали друг о друге заранее.
Мы уселись за стол, и Митя мне назло отказался от каши:
- Спасибо, сыт по горло.
Но потом не выдержал искушения: друг его поглощал дефицитную гречку с похвальным рвением и просил добавки, да и я от Юры не отставала.
- Эй вы! - завопил отказник, когда, наклонив кастрюлю на бок, я стала выбирать остатки. - А мне-то, мне?
И мы все трое расхохотались.
Двадцатое июля
Приближается мой любимый месяц - август, канун сентября. И чем ближе сентябрь, тем нетерпеливее ожидание. Накануне первой лекции обязательно иду в парикмахерскую - стригусь, крашусь, дома еще раз просматриваю конспекты, зачеркиваю вчерашнее, дописываю самое новое.
Не важно, что промышленное производство тех или иных конструкций развернется (если вообще развернется) лет через десять, они, мои студенты, все равно должны об этих конструкциях знать. Пусть знают, что новое существует, нетерпеливо ждет своего законного часа. Свою злость и страдания - что стены домов не дышат, а ведь могут дышать! - я раскладываю на всех, хотя молодое поколение вряд ли волнуют чужие проблемы. Может, они и правы, углубившись в себя, в свою частную жизнь? Наверное, правы... Но я бью и бью в одну точку, умножая общую сумму знаний и сумму ответственности. В нужный день, в созревшей для того ситуации кто-нибудь из них, может быть, вспомнит, надавит на власть имущих или прорвется сам к власти...
