Кинщик в Петрушино — та еще достопримечательность. На вид — самый, что ни на есть Соловей-Разбойник, — встретишь ночью, целый день заикаться будешь. Годы его, когда бес в ребро молотит, не портят, до сих пор с молодухами по пыльным клубным углам зажимается, культуру в массы двигает. Он здесь в свой вотчине, на все руки со скуки: кино — полдела, он же и завклуб, со всеми вытекающими, он же и маляр-плотник, он же вышибала на танцульках. Здесь же в клубе, в каморке для новогодних нарядов, и жбан с сладкой бражкой настаивается для творческого настроения. Но самая его главная страсть для деревенского жителя нетипична.
Когда год назад здесь горбушку за урожай гнули, после возлияний совместных, жрец Евтерпы, Талии и Мельпомены и решил, что настала пора собирать, а не разбрасывать. Студенты — народ просвещенный, кому как не им и оценить?
Резюме: произведение в анналы может и не войдет, но в Канны свозить можно, ухватит призок альтернативный, факт.
История шедевра такова.
Феллиня наш, мудрствуя лукаво, фильмокопии ему любо-дорогие беззастенчиво кромсал, самое, по его режиссерскому видению, сладкое, в свою собственность экспроприировал, а потом, по вдохновению, ессесно, буркалы залив, эзенштейнствовал: где в сласть, где в масть, где задом наперед, где передом назад, а в двадцать пятый кадр что-то мультяшное подклеивал.
Фильма крутилась строго вверх ногами. Для пущего эффекта. Но суть художественного замысла, как, волнуясь, пояснил нам художник, была в том, что «картину» можно смотреть и в «европейском» и «азиатском» варианте. То есть и с ног на голову, и с головы — на ноги. Разницы в столь глобальном подходе мы не заметили, если ее вообще можно было заметить: и в том и в другом случае это был архидичайший сюр. Сальвадор Дали отдыхает со спокойной совестью. Дело его живёт.
Калейдоскоп бегающих по потолку толстожопых рамов и шиамов, размахивающих космами зит и гит, вперемешку с панорамами колхозных нив, мартенов и прокатов из «Новостей дня», Кащеев и гестаповцов, трактористов и танкистов поначалу вызвал дикий смех. Фонограмма, также как и кинолента, шла задом наперед, воляпюк на кюпялов, и вызывала не меньше восторга. Всё это было настолько не так, и так нам с бражульки показалось, что смотрели вперед-назад и снова задом наперед, каждый раз находя новые оттенки, что режиссеру весьма польстило.
Была у нас мысля — за пару пузырей у феди динамики выцыганить. Но опосля кондовость федину во внимание приняли и петрушинский патриотизм, и решили сепаратных переговоров не вести, дабы дело на ростку не загубить — делать, так наверняка.
