Так они бы и разошлись, если бы медведь не шел к реке.
«Он Лину не тронет. Меня же не тронул, — стал внушать себе Митька. — Она где? На просеке. А медведь где? На тропе!»
Папина пуховка была у Митьки в руках. Он с ужасом увидел, как эти руки, словно чужие, поднимают ее, нацеливаются… И набрасывают пуховку на медвежью башку!
Медведь замер. У Митьки подкашивались колени. Он приготовился к тому, что сейчас его сожрут, как японского фотографа, а потом все равно пойдут к речке, чтобы запить.
— ЛИ-НА-АА!!! ПРЯЧЬ-СЯ-Я-Я!!! — надсаживаясь, заорал Митька.
В наступившей затем тишине он услышал совсем не подходящее к моменту журчание. Как будто поблизости мирно чаевничали и подливали кипяточку, высоко подняв чайник.
Еще мгновение черный медвежий силуэт с наброшенной на голову курткой не шевелился. И вдруг косолапый тоненько икнул, как подавившийся младенец. Пуховка взлетела, и силуэт исчез! Только удаляющийся треск слышался в кустах.
На поле боя, позорно оставленном хозяином тайги, воняло, как в зоопарке. Кружился пух из разодранной когтями куртки. Блинков-младший. подобрал ее. Пух вываливался комьями. Плохо соображая, что делает, Митька стал вталкивать его назад. Рука прошла насквозь: медвежьи когти распороли и оранжевый верх, и подкладку. Он засунул по пригоршне пуха в карманы джинсов. Из куртки все равно сыпалось. Свернув ее дырами внутрь, Митька забросил за плечи мешок с парашютом и пошел искать зимовье.
Интересно, что подумала Лина? Кажется, она не кричала в ответ. Митька решил, что зеленоглазая его не услышала.
На коротком отрезке от помойной ямы до зимовья Блинков-младший немного поплутал. Тьма стояла кромешная, только в кронах сосен чуть светилось небо с россыпями звезд. В городе столько звезд никогда не увидишь… За деревьями мелькнул огонек, и Митька пошел напрямик, ломясь через кусты.
Маленькие окошки дома приветливо светились, дверь была распахнута. Входя за калитку из колючей проволоки, Митька услышал отчаянный мышиный писк. Прощайте, макаронники! И вдруг в доме как будто упало что-то мягкое; по полу клацнули когти. У Митькиных макарон нашелся защитник. Кошка, что ли?
Лисица! Она сидела под столом с перепачканной кровью мордой, а вокруг валялось штук шесть задушенных мышей.
— Благодарю за службу! — по-военному похвалил рыжую Митька.
Лисица оскалилась.
— Не стесняйся, доедай. Я сейчас уйду, — сказал Митька, бросая на топчан пуховку и парашют.
И шагнул к столу, чтобы взять лампу.
