* * *
Однажды, когда Адаму не было еще и шести лет, он впервые увидел предназначенного к скорой гибели человека. Не только увидел — объявил об увиденном во всеуслышанье и, быть может, даже ускорил развязку драмы.
В доме Блумеров редко бывали гости. Поэтому их приход всегда становился событием, будоражащим все семейство. Точнее, почти все семейство. Один из членов семьи сохранял при этом душевный покой — и здесь речь идет отнюдь не об Адаме, вернее, не совсем о нем.
Совершенно особенным событием сулил стать приезд бабушки Адама по материнской линии. Вероятно, она уже чувствовала что-то неладное, оттого и захотела после долгой многолетней паузы в общении навестить семейство дочери. А заодно и проведать изрядно подросшего внука, виденного ею только в колыбели.
Собственно, внуков у нее было двое, но про второго она почему-то не вспоминала и не изъявляла желания его увидеть.
В воскресенье — день, на который был назначен бабушкин визит, в доме с утра царила почти предпраздничная суматоха с привкусом некоторой нервозности. Родители, уже хорошо знакомые со многими странностями своего чада, периодически с опаской поглядывали на него, и мама несколько раз — то льстиво-заигрывающе, то грозно — напоминала Адаму о необходимости продемонстрировать свою воспитанность и благонравие в присутствии долгожданной гостьи. А он, пребывая в предчувствии грядущего и становясь оттого все более хмурым и невеселым, тщетно пытался куда-нибудь спрятаться или сбежать. И все же с неумолимостью судьбы взрослые извлекали его из различных убежищ и приспосабливали к каким-нибудь домашним делам.
Вот наконец над входной дверью зазвенел колокольчик, и через некоторое время в гостиную вошла высокая строгая дама в сером платье, прекрасно гармонирующем с собранными сзади и плотно сколотыми серебристой заколкой седыми волосами.
Увы, так она выглядела лишь мгновение. Ужас и сочувствие, смешанное с отвращением, захлестнули Адама, когда перед ним развернулась картина ее долгой прошлой и совсем недолгой будущей жизни. Перед маленьким Блумером стоял почти труп. Опухоль, о которой бабушка не догадывалась — а точнее, не хотела догадываться — пронизывала внутренности множеством метастаз.
Видимо, выражение лица выдало мальчика, так как дама, подойдя ближе, с деланным участием в голосе спросила:
— У тебя что-то болит... малыш?
Невольно отстранившись, тот пробормотал:
— У меня? Нет, ничего...
Повисла неловкая пауза, которую мать Адама постаралась заполнить первой же пришедшей ей в голову благовидной ложью:
