Поэт | страница 26
Т а р а с о в. Что вы делаете?
С т а р у х а (кричит исступленно). Это большевик! Я его знаю! Хватайте его!
Кабинет Орловского в контрразведке. Высокие
окна. Орловский в английском обмундировании с
русскими погонами и трехцветным шевроном на рукаве.
Дежурный юнкер.
О р л о в с к и й. Пусть войдет.
Ю н к е р. Слушаюсь.
Юнкер впускает в кабинет мать Тарасова, а сам
уходит. Сразу заметно, что мать Тарасова надела на
себя все самое лучшее, от чего стала беднее и жальче.
М а т ь. Спасибо, что вы согласились меня принять. Я мать Тарасова. Он арестован и находится у вас в контрразведке.
О р л о в с к и й. Я знаю. Стало быть, вы Колина матушка. Очень рад с вами познакомиться... Простите, не знаю вашего имени-отчества... Кажется, Екатерина...
М а т ь. Васильевна.
О р л о в с к и й. Совершенно верно. Прошу вас, Екатерина Васильевна, садитесь. Вот сюда. Здесь вам будет покойно.
Орловский почтительно усаживает мать Тарасова в
удобное кресло, а сам скромно садится рядом на стул.
Все это имеет вид очень интимной, дружеской беседы.
М а т ь. Спасибо, спасибо. Я знала, я чувствовала, что вы добрый. Мне Колечка так много говорил о вас. Он всегда так хвалил ваши стихи.
О р л о в с к и й (живо). Да? Он хвалил мои стихи?
М а т ь. Конечно. (Робко, с надеждой смотрит Орловскому в глаза.) Ведь вы с моим Колечкой, кажется... были прежде... друзьями?
О р л о в с к и й. Почему же "были"? Мне кажется, что и сейчас тоже. Мы оба, Екатерина Васильевна, прежде всего поэты.
М а т ь. Вот и я тоже так думаю. Помогите же нам. Велите, чтобы Колю отпустили домой.
О р л о в с к и й. Признаться, мне и самому хочется, чтобы Коля как можно скорее вышел на свободу. В конце концов это просто глупо - держать за решеткой такого талантливого человека. Кому это нужно?
М а т ь. Не правда ли?
О р л о в с к и й. Но я не знаю, как посмотрит полковник Селиванов на Колину работу у большевиков. Все зависит от него. Вы не знаете полковника Селиванова? Это превосходный человек. Очень прямой, честный, преданный делу. Но, к сожалению, немного узкий. Ему совершенно безразлично, кто обвиняемый матрос, красногвардеец, сотрудник чрезвычайки, агитпропщик или поэт... Раз активный большевик - кончено. Военно-полевой суд. Очень жестокий человек. Мы его называем Фукье-Тенвиль. Только между нами.
М а т ь. Вы меня пугаете! Боже мой, но что же делать?
О р л о в с к и й. По правде сказать, Коля себя очень скомпрометировал. Но я думаю, все же мне удастся убедить полковника Селиванова, что с Колиной стороны это было простое легкомыслие. Если угодно, я даже могу за него поручиться.