Прорвать блокаду! Адские высоты | страница 16
– Давай, давай, давай! – орали они друг на друга, приподнимая грузовик. Тот рычал, фыркал, плескал грязью, наконец дернулся назад и выскочил на дорогу, едва не врезавшись задним бортом в такую же полуторку, объезжавшую застрявшего товарища. Сидевший на пассажирском месте командир погрозил бойцам и водителю кулаком и что-то крикнул, но на него никто не обратил внимания.
– Спасибо, братцы! – радостно крикнул шофер, открыв дверцу. – В долгу не останусь!
Когда взвод отошел от дороги, Кондрашов подошел к Васильеву и спросил:
– Товарищ боец, а чего вы в одиночку-то стали поднимать?
Рядовой удивленно посмотрел на лейтенанта. А потом коротко ответил:
– Так хлеб же.
И снова зашагал вперед, не обращая внимания на усилившийся дождь. Хлеб? Надо же…
В лес они вошли уже во время утренних сумерек. Мрачных, серых сумерек. Почти осенних. Впрочем, почему «почти»? Конец августа под Ленинградом уже осень. И это хорошо. Потому как низкие, стремительно несущиеся тучи, поливающие землю дождем, прикрывают собой пехоту от авиации.
На привале рота просто попадала от усталости. Бойцы даже задремали, не обращая внимания на воду сверху и воду снизу.
А Кондрашов пошел к ротному.
– Отдых – полчаса. За это время привести себя в порядок. Не куда-нибудь, в гвардейский корпус прибываем, – сказал старший лейтенант. – Должны выглядеть соответствующе.
– Ого! – удивился Москвичев. – Так мы сейчас что, гвардейцы?
– Еще нет. Доказать надо это звание, понятно, Москвичев?
– Докажем. Без проблем, товарищ старший лейтенант. Почти все бойцы обстрелянные, из госпиталей…
– Ага… Команда выздоравливающих, – буркнул Павлов. – Тащились по полю как стадо.
– Стадо, а дошли! И нормально дошли! – ответил Москвичев. – А ты хотел строевым шагом да с песнями?
Старший лейтенант Смехов прервал их:
– Москвичев прав. Дошли. Павлов прав тоже. Мы красноармейцы, а не банда Махно. Приведите людей в порядок. Всем все понятно?
Сказать, что бойцы были рады – нельзя. Но и что злы – тоже. Опять заворчали, но чистить себя стали.
«Точь-в-точь ворчуны наполеоновские», – подумал Кондрашов, слушая своих подчиненных и вспоминая книгу академика Тарле, читанную еще до войны.
– А пожрать не дадут, конечно…
– Дадут… Все бы тебе дали, Уткин. Солдат должон сам себе еду добывать!
– Я сейчас добуду. Я у тебя из мешка сейчас добуду!
– Я тебе добуду!
Чистились травой и лапами елок. Помогало плохо – больше растирали грязь с шинелей, чем счищали ее. Однако в таких делах процесс важнее результата. Это Кондрашов понял еще по училищу.